Читаем Разговоры полностью

— Может быть, и можно, но как заставить этому поверить? Не лучше ли начать с дела, а потом глупости говорить?

— Начать с дела! У меня знакомый один, врач в соседней губернии, просил разрешения в деревнях читать крестьянам о холере…

— Ну вот.

— Что — ну вот?

— Побольше бы.

— Да. Знаете результат? Через два с половиной года — отрицательный ответ.

— Так, может быть, тоже из таких, что «глупости говорил»?

— Пожалуйста, у предводителя дворянства жил, и предводитель же за него хлопотал.

— Тоже ничего не значит. Мало разве мы видали таких, что от слов воздерживаются, а «свое» дело делают.

— Ну, объясняйте чем хотите, а только нельзя, нельзя, нельзя.

— Что?

— Ничего сделать.

— А! Вот видите!

— Что?

— Есть и обратная сторона медали.

— Обе обратные, обе обратные!

— Ну, значит, не так я виноват, когда говорю, что не сам человек виноват, а виноват другой человек. Вопрос только — кто?

— Вы не глупы, но и Достоевский не глуп.

— Почему Достоевский?

— Он ответил: всякий человек виноват перед всяким человеком.

— Ну это тоже… Помещичья мистика.

— Не мистика, не мистика! Когда общество постановляет ходатайствовать о закрытии винной лавки, а земский начальник приговора не утверждает, какой вам еще реальности нужно?

— Ну, значит, Достоевский не глуп, но и я не дурак… Посмотрите, табун. И коняжки за нами бегут!

— Да, это довольно непонятная вещь: в запряжке лошади автомобиля боятся, а из табуна бегут смотреть, совсем близко подходят, молодые даже провожают, как собаки.

— Психология животных…

— А ночью, когда с фонарями, — тушканчики так и шмыгают под колесами, на полном ходу.

— Что такое тушканчик?

— Зверек такой, вроде кенгуру, на длинных задних лапках, хвост лопаточкой, след заметает. Его еще называют земляной зайчик. Зверек чрезвычайно пугливый, а тут на свет идет, между колес шмыгает, верстами провожает.

— Как интересно это проникновение человека в дикую природу. Введение новых условий… новые равнодействующие…

— Самое изумительное, что я видел, это лиса. Стояла шагах в двадцати от опушки и смотрела, как мы проезжали шагах в пятидесяти от нее. Я никогда ничего подобного не видел: дикий зверь, и палец изумления во рту. К сожалению, один из наших спутников махнул рукой, и она ушла в лес, но и то — первые шаги она попятилась, чтобы не потерять зрелище.

— Это прелестно. Чувство самосохранения, уступающее чувству любопытства.

— Не правда ли? Я понимаю в животном чувство самосохранения, уступающее голоду, какому-нибудь материальному побуждению, но — любопытству! Это уж «эстетическое бескорыстие».

— До чего может дойти, до каких перестановок отношений может дойти проникновение человека в зверя!

— Во всяком случае, до большего, чем проникновение человека в человека. Принимая во внимание, что человек делает из некультурного животного, подумайте, что бы он должен сделать из некультурного человека. Подумайте, если бы все люди повиновались какой-нибудь высшей приказывающей силе, как собаки, кошки, крысы повинуются Дурову.

— Заменить наступательный прогресс поступательным повиновением? У вас бывают интересные мысли.

— Пожили бы в провинции, и у вас бы «интересные мысли» завелись. Если вы думаете, что можно чего-нибудь добиться иначе чем приказанием… Вы за воспитание?

— Ну конечно.

— А я за дрессировку.

— Нельзя это говорить, когда не испробованы способы разъяснения.

— Извините. Я думаю, ни одному живому существу в природе не нужно объяснять, что вредное вредно, а полезное полезно. Всякое животное понимает и само разбирается. Почему же над человеком нужна опека?

— Простите, но это опять теория. Это на бумаге…

— А вам хочется на земле? Посмотрите направо, хоть и сильно уже стемнело, — видите косогор вспаханный? Как борозды идут? Вы видите: сверху вниз. Когда снег будет таять, когда дождь пойдет, — что, по-вашему, вода в бороздах останется? Чем ее бороздами задержать, ее по бороздкам в овраг «спущают». Что же, это тоже, по-вашему, бумага? А крестьянский пар! Вы видали когда-нибудь крестьянский пар?

— Что такое крестьянский пар?

— Да вы, может быть, и вообще не знаете, что такое пар?

— Ну, кто же не знает, что такое пар!

— Пожалуйста, не до каламбуров. Пар — это отдыхающая летом земля, на которой осенью сеется озимое. Так советую вам когда-нибудь посмотреть, что это такое — крестьянский пар. Сплошной сор, сплошная лебеда.

— Так чему же и быть, коли ничего не сеяно?

— Вот, вы господа — «радетели», а отвечаете точь-в-точь как бы ответил сам мужик.

— Так я вас спрашиваю, чему же быть на несеянном поле?

— Ничему.

— Как — ничему?

— Так, черная должна быть земля. Вспаханная должна быть. По-вашему, землю для чего вспахивают?

— Чтобы на ней сеять.

— Вот и мужик так же ответит. По-вашему, пашут землю для зерна?

— А то для чего?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное