Разговоры

— Нет, мама, я говорю — на земле. И Мария Николаевна говорит, что много красивого, и она говорит, что это порядок, например цветы с такими ровными, красивыми рисунками…

— Верно, милая, — и цветы, и перышки птиц, и пчелиный сот, и раковины, которые ты так любишь, — все это красиво, и во всем этом порядок, но это такой порядок, который не движется. Понимаешь?

— А представление движется?

— Движется и должно двигаться в порядке. Понимаешь?.. Музыка движется в порядке, и представление тоже должно в порядке двигаться.

— Отчего же музыка движется?

— Милая моя, да в музыке все движется: мои пальцы по фортепиано движутся, струны под молоточками дрожат, а когда дядя на флейте играет, — воздух сквозь дырочки дует, тоже движется. И, наконец, ноты, которые ты слышишь, звуки — ведь они не зараз, а один после другого; значит, тоже движутся. Музыка вся движется.

— И оттого мы под музыку двигаемся?

— Да, чтобы движение было в порядке. В музыке порядок, и он переходит в наше движение, в наше тело. Ты без музыки не сумеешь ведь так все проделать, как с музыкой?

— Это тот порядок, который люди выдумали?

— Они его не выдумали. Это тот же порядок, который во всей вселенной. Они не выдумали, они его нашли.

— Где же?

— В музыке, милая. В том порядке, в котором движутся звуки.

— А отчего, мама, ты говоришь, что на земле только такой порядок, который не движется?

— Есть милая, порядок и в движении, но только это порядок всегда один и тот же, этот порядок никто не выбирал.

— А человек выбирает?

— Человек выбирает, какой хочет, соблюдает, пока хочет, и меняет, когда хочет. Понимаешь?

— Понимаю.

— Ну, теперь поцелуй меня и ступай спать.

— Сейчас, мама, еще немножко… Я хотела спросить… отчего ты говоришь, что на земле порядка нет, а в земле есть?

— Ох, милая, какие ты мне вопросы ставишь. Почему на земле нет порядка, а в земле есть? Потому что порядок из земли.

— А почему же порядок из земли?

— Потому что земля — звезда, такая же звезда, как те, которые ты видишь там.

— А на звездах порядок?

— На звездах не знаю, но в звездах, между звездами — порядок, самый большой порядок, который существует в мире.

— Почему самый большой?

— Потому что всякий порядок можно изменить, а этот нельзя; а если бы самая маленькая перемена произошла в этом порядке, весь мир бы разрушился.

— Но на земле тоже есть такой порядок, который нельзя изменить. Мария Николаевна говорит, что день и ночь никогда не изменятся, и зима и лето тоже.

— Это от звезд, не от земли.

— Мама, это красивее, чем в сказке!

— Потому что это правда.

— Значит, на небе всегда порядок?

— Всегда, милая. Так Бог захотел.

— А на земле человек?

— Что — человек?

— Захотел?

— Ах ты моя умница!

— Но тогда…

— Что — тогда?

— Порядок…

— Что же порядок?

— Между Богом…

— Между Богом и человеком? Так, моя умница. Порядок — это между Богом и человеком.

— Бог захотел порядок…

— Во вселенной, а человек — на земле.

— И когда мы соблюдаем порядок…

— На земле? Тогда вы делаете на земле то, что Бог делает во вселенной.

— И когда мы ходим в порядке под музыку…

— Вы переселяете небесное в земное.

— И когда мы после этого устаем и так хорошо, хорошо засыпаем…

— Тогда звезды ложатся на землю.

— Мама, я спать пойду.

— Иди, моя умница, иди, моя милая, — звезды с тобой.

Москва,

20 октября 1911

8 Былое — Фалль

Что сладко мне помнить, так это чудное место, где я родился.

Князю Петру Петровичу Волконскому

— Так много в Фалле этого цветка, в бенкендорфском Фалле?

— Какого цветка?

— Да того, красного, что древняя старушка наказывала вспоминать…

— Масса… По берегу реки, на скалах, у ручьев около водопада…

— Водопад большой?

— Большой — не с камня на камень, а большой, настоящий, отвесный водопад во всю ширину реки.

— А река?

— До водопада тихая; в низких, мягких, зеленых берегах — черная, глубокая; а после падения — бурливая, шумящая, много пены.

— А ручьи?

— Журчат отовсюду, на поворотах, из-под кустов, будят, зовут, оглушают на каждом шагу.

— Парк?

— 54 версты дорожек. Лиственницы и каштаны самые великолепные, какие я когда-либо видел.

— Холмисто?.. Ну, конечно, раз водопад.

— И холмисто, и скалисто.

— А водопад далеко от дома?

— Тут же, перед самой террасой.

— А куда река впадает?

— В море, — из окон видать.

— Послушайте, это декорация.

— Самая красивая, какую я видел. Вы знаете, я объехал кругом света.

— Неужели красивее Таормины?

— Конечно, если вы будете брать панорамы — Этну или Альпы, то, может быть, и… Да нет, это несоизмеримо. Там у ваших ног страна, города, железные дороги — государства. Здесь все, что видит глаз, все Фалль, кроме моря, все свое. И такого красивого «своего» я не видал.

— А дом?

— Дом готический. Конечно, фальшивая готика — николаевская эпоха, Штакеншнейдер.

— Да, как «готика» оно фальшиво, но как установившийся фальшивый стиль он очень «настоящ».

— Совершенно верно, и тем более дорог нам, что он последний у нас стиль; уж после этого ничего не было.

— А прибавьте к этому воспоминания…