Разговоры мужчин среднего возраста

КАМИЛЬ. Примерно та же фигня с ресторанами - особенно дорогими, пафосными. Люди в дорогих костюмах, сигары, женщины с маленькими собачками... страшновато. Кажется, что официант тебя сейчас разоблачит, скажет, «а ты, мальчик, что здесь делаешь? ну-ка, беги к маме». Открываешь меню: «Дефлопе из палабы с семечками кациуса». 64 доллара. И не­удобно спросить, потому что сейчас все вокруг начнут хихи­кать: «Он не знает, что такое дефлопе». И еще официант го­ворит так немного покровительственно: «Очень рекомендую дефлопе, он у нас лучший в Москве». И понятно, что во всех ресторанах это уже есть, и только ты, как дурак, ничего об этом не знаешь.

И ты, конечно, заказываешь, и тебе приносят вот такую тарелку, на которой лежит вот такое дефлопе - и пять-шесть семечек ты уже забыл чего. И края тарелки политы чем-то разноцветным. А тарелка такая огромная видимо для того, чтобы подчеркнуть, что дефлопе на земле мало, и что оно настолько дорогое, что даже этого «мало» достаточно, чтобы оно стоило 64 доллара. Начинаешь есть - а оно безвкусное... Лучшее в Москве - но ни­какое. И льешь сверху уксус, кетчуп, чтобы почувствовать хоть какой-то вкус.

СЛАВА. А гренка в этом ресторане называется «крутон». Это такой же поджаренный кусочек хлеба, но гренка не может сто­ить 8 долларов, а крутой может. И дальше ты уже за эти деньги начинаешь искать какой-то вкус, принципиально отличающий этот крутой от гренки. И находишь...

КАМИЛЬ. Главное, в пяти метрах от ресторана палатка - куры гриль. Сто пятьдесят рублей такая поджаристая, истекающая соком. А ты ешь дефлопе. С крутоном.

Свет гаснет. Через пару секунд мы видим сидящего в кресле Сашу.

САША. Знаете, а я подумал, вот Энди Уорхолл. Наверняка же его вот этот шедевр - консервная банка с томатным супом - как-то так появился: ему надо что-то нарисовать - он же худож­ник - а ничего не рисуется. Мучился, мучился, а на столе - бан­ка с супом. Ну, он ее нарисовал, отправил на выставку, и сидит, ждет, что придут и сильно побьют. Слышит - точно, идут. Зажмурился, они такие входят - «кто тут Уорхолл?» Ну, он, конечно, под стол. А они его за ногу из под стола, говорят: да вы гений! «Да-а?» - говорит Уорхолл, и раз им - картину с двумя банками. Думает, ну, сейчас-то точно побьют. А они такие - «Класс! В два раза лучше!» А у него с математикой все в поряд­ке, он им фигак - двадцать банок. Ну, они вообще попадали. И понеслось...

Так вот, виноват не Уорхолл. Виноваты люди, которые вместо того, чтобы его побить... больно, как он, собственно, и рассчи­тывал, сказали, что это гениально. Человеку всю жизнь испор­тили. До смерти штамповал этот свой суп и портреты Мерлин Монро и получал за это гигантские деньги; а так, может, чего-нибудь стоящее бы нарисовал и умер нищим под забором - как и положено настоящему художнику.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ «Маленькие взаимные подлости»

А вот бывает, что у мужчины есть женщина, которая любит его всегда. Она даже может быть замужем, но все равно «ждет его всю жизнь». И вот тебе не хватает любви, или внимания... или просто скучно - и ты ей звонишь. Или даже заезжаешь... ну, так, импульс получить, почувствовать, что тебя любят. Подлость же, в общем, но так приятно. А она потом думает об этом, на картах гадает, гороскоп твой купила... звонит подругам, советуется, «как думаешь, что он имел в виду?» А ты ничего не имел в виду... вышел и забыл.

А вот теперь они просто сидят вокруг накрытого во второй главе стола и вкусно едят.

ЛЕША. Ну, вот, например, подлость, когда мужчина рассказы­вает любовнице, как он любит жену. Потому что предаешь и жену, рассказывая о ней что-то другой женщине, и любовни­цу - потому что в лицо ей говоришь, что любишь не ее.

САША. С другой стороны, а кому это все рассказать, кроме лю­бовницы? Никто же больше не в курсе этих твоих проблем.

ЛЕША. Но тут дополнительная подлость - ты это делаешь исключительно, чтобы загладить чувство вины перед женой. Мол, ты ей изменяешь, конечно, зато ты ее любишь; а еще - и это важно - мучаешься от собственной подлости. В итоге, ты помучился-помучился, и пошел в душ, а чувство вины почему-то уменьшилось - ты же сомневался, думал «может, все-таки, не стоит».