Разговоры на песке. Как аборигенное мышление может спасти мир

На мой взгляд, если бы вы решили взять современную экономику, которая зависит от постоянной войны, и попытались сделать ее устойчивой, вы могли бы начать с введения подобных правил ведения боя. Но в модели с каменным ножом враги представляют собой невозобновляемый ресурс, который рано или поздно будет исчерпан. Для военной машины было бы совершенно непрактично, если бы каждый уважал все точки зрения. Возможно, здесь достаточно позаимствовать ту простую мудрость, что большинству молодых людей нужно нечто большее, чем тренинги осознанности, чтобы побороть ужасающий нарциссизм, охватывающий их, как только у них отрастают яйца. Быть может, тогда из них не вырастут мужчины, которые первым делом устраивают войны.

Это подводит нас к ключевому изъяну, к дьявольской лжи: «Я больше тебя; ты меньше меня». Поскольку внешний облик Макса не сочетается с представлением некоторых людей о его культурной идентичности, ему каждый день приходится иметь дело с нападками, в основе которых лежит этот ключевой изъян. Его идентичность постоянно оспаривают и аборигены, и неаборигены, которые ставят себя в позицию превосходства и с наслаждением высказывают свои суждения относительно его бытия. Макс размышляет над этими нападками и приходит к выводу, что у этих людей нет собственной идентичности, поэтому единственное доступное утешение для них состоит в том, чтобы набрасываться на других.

Пусть Макс и не знает всего о своей родословной и о своей культуре – и та, и другая были трагически нарушены полномасштабным геноцидом – но он знает, кто он такой, а принадлежащие ему фрагменты культурного знания обладают целостностью и ценностью. Порядок (pattern), который складывается из этих фрагментов, он прилагает ко всем сферам жизни.

Я не знаю, кем бы я был, не будь у меня моей идентичности, потому что мне неведома жизнь без нее. Я не могу отличить в себе аборигенное от неаборигенного, потому что все мои действия – это действия аборигена: то, как я иду по жизни, как общаюсь с людьми, как думаю. Это просто течет в тебе, как кровь, что бы ни случилось.

Когда Макс перечисляет сотню цифр числа пи, он не выходит за рамки своей идентичности; он поет паттерн творения с севера на юг. Для этого ему не нужно обладать уровнем знаний Старейшин. Ему достаточно разглядеть эту регулярность (pattern) в том, что он уже знает. Хранители знания видят, как он себя ведет, и знают, что он готов взять на себя ответственность за новое знание, и потому передают ему истории. Так и работает Аборигенное знание.

Я не говорю, что Макс идеален. Иногда и он поддается обману принципа «больше/меньше». Порой он выводит меня из себя. Однажды я так сильно накричал на него, что лишился голоса на два дня, однако моя реакция на его поведение была такой резкой, что мне пришлось заглаживать свою вину. Я многому научил Макса, но и он учит меня разным вещам – например, как прийти в себя после того, как совершил ошибку. Еще он рассказывает мне о камнях, потому что у тасманийцев с ними особая связь.

Для меня камни – это предметы, которые сопровождают меня всю жизнь, больше, чем деревья или смертные вещи, потому что камни почти что бессмертны. Они хранят всё, что познали на протяжении геологических эпох. Камень представляет землю, инструменты и дух; он передает смысл через свое умение сопротивляться стихиям и через то, как люди им пользуются. В то же время он стареет, трескается и рассыпается под воздействием времени, но всё же остается на месте, полный энергии и духа.

Мы разговариваем о чувствительности камней и о том, что древние греки допустили ошибку, противопоставив «мертвую материю» живой, вследствие чего западная философия в течение столетий не могла дать определение таким понятиям, как сознание, и самоорганизующимся системам вроде галактик. На Западе считалось, что космос безжизнен, а между звездами – пустота; в наших же историях, основанных на наблюдаемом эффекте притяжения, который эти темные пространства оказывают на небесные тела, они описаны как живая страна. Теории о мертвой материи и пустом космосе означали, что западная наука поздно пришла к открытию того, что сейчас называют «темной материей», и поняла, что эти просторы «мертвого и пустого» космоса содержат, на самом деле, большую часть материи вселенной.

Это возвращает нас к истории о творении дядюшки Ноэля Нэннапа, в которой Эму спятил. Согласно ей, в реальности, предшествовавшей творению, космос был твердым и тяжело нависал над землей, грозя уничтожить всё, что пыталось возникнуть. Нужно было разделить землю и небо, и Предки физически подняли небеса. Небесная страна рассматривается в наших преданиях как нечто осязаемое, обладающее массой, что указывает на определенное понимание темной материи. Вся эта небесная территория постоянно общается с нами, оказывает на нас воздействие и даже обменивается материей в виде камней, которые прорываются сквозь нашу атмосферу. Наши истории показывают наше древнее понимание того, как астероиды образуют кратеры, к которому научное знание пришло лишь несколько десятилетий назад.