Я вспоминаю, что, поняв это значение последнего слова Бухарина, я перерыл наново все отчеты о процессе, тщательно вы-искивая места, где Бухарин и Рыков упоминали обо мне, и окончательно убедился в правильности моего вывода: ни Рыков, ни особенно Бухарин никогда не упоминали моего имени в связи с какими-либо замечаниями, которые могли бы быть неблагоприятными для меня, находившегося за границей, наоборот, почти все они объективно были подтверждениями правильности утверждений "Письма старого большевика", моя роль в появлении которого им была, конечно, ясна… В частности, найти неправильности в этом "Письме" им было легче легкого, т. к. я сознательно ввел в него некоторые неточности в деталях, чтобы замаскировать бросавшуюся в глаза осведомленность автора. Никто из сих этого не сделал…
К сожалению, и поняв этот смысл последнего слова Бухарина, я не мог ничего сделать, кроме того, что и нами, меньшевиками, и всеми честными социалистами и демократами Европы делалось и без того. На первый же процесс против "старых большевиков" эти социалисты и демократы ответили протестами, правда, далеко не столь решительными и единодушными, как это было в 1922 г. Увы, практика разложения и развращения методами различных форм подкупа социалистических и демократических рядов, начатая еще Лениным, при Сталине была возведена в универсальную систему. Люди, которых раньше считали честными, теперь нередко выступали на ролях оплаченных агентов Сталина, и в целом ряде стран ряд влиятельнейших органов печати неожиданно начинал выступать на ролях апологетов террористической политики Сталина. Теперь, когда в России производятся массовые пересмотры дел жертв сталинского террора, было бы только элементарной справедливостью обследовать вопросы о деятельности сталинских агентов в западной печати. В конечном итоге многие из таких агентов принесли не меньше зла, чем худшие помощники Сталина в Москве.
ПРИЛОЖЕНИЕ 6
Н. И. Бухарин и мои с ним встречи в 1936 г.
(Из воспоминаний)
Чтобы перепечатываемый ниже документ, "Письмо старого большевика", мог быть правильно понят современным читателем, я должен предпослать ему ряд вводных замечаний. Начать мне придется издалека.
В годы, предшествовавшие первой мировой войне, в Берлине был создан Русский соц. — дем. архив. Помещение для него дала германская соц. — дем. партия; шкаф с наиболее ценными материалами стоял в комнатах немецкого партийного архива; но су-ществовал Русский архив в качестве совершенно самостоятельного учреждения, никому из немцев не подчиненного. Здесь, конечно, нет возможности рассказывать несколько сложную и даже запутанную историю этого Русского архива, хотя рядом своих сторон эта история представляет немалый интерес. Необходимо лишь указать, что фактическим строителем и хранителем архива был Г. М. Вязьменский, студент-эмигрант, склонявшийся к меньшевикам, который более десятка лет тащил на себе нелегкое бремя забот об архиве, хотя работа приносила ему лишь хлопоты и расходы.{15} Тем легче понять, что он, к тому времени ставший врачом, в начале 1922 г., как только я появился в Берлине, охотно переложил это бремя на мои плечи.
Архив был в довольно запущенном состоянии, что было больше чем понятно, так как он не располагал никакими средствами и держался только на бесплатной работе любителей-добровольцев. Но в нем хранилось немало ценных материалов, и прежде всего богатейшая библиотека по истории революционного и социалистического движения в России. В дальнейшем его собрания удалось значительно пополнить, и к началу 30-х гг.
Архив стал, несомненно, самым обширным хранилищем соответствующих материалов вне СССР.
Когда Германия вошла в полосу гитлеровского кризиса, эти размеры Русского архива грозили стать причиною его гибели. За широкой спиной германской социал-демократии Русский архив в течение больше четверти века не только спокойно существовал, но и разрастался, хотя и без бюджета, но с обеспеченным помещением. Положение резко изменилось, когда к власти пришли гитлеровцы, которые главной своей задачей поставили разгром германской социал-демократической партии. Скоро стало ясным, что спасти архив можно только путем вывоза его из пределов Германии, но для этого были нужны не только значительные средства, но и легальные возможности: вывозить приходилось огромную массу материалов, и притом вывозить из главного здания Форштанда германской с. — д. партии, на Линден-штр., 3, которое немедленно же после их прихода к власти было взято гитлеровцами под самое тщательное наблюдение. Они порою задерживали не только подводы, выезжавшие из здания с различными грузами, но и отдельных лиц, выходивших оттуда с большими пакетами, и, не стесняясь, заявляли, что не допустят "расхищения" имущества с. — д. партии, т. к. это имущество должно скоро перейти к ним, к нац. — соц. партии… Русский архив оказался как бы в западне.