Разговоры с Бухариным

Это не относилось, однако, к его ближайшим ученикам и сотрудникам, которых Бухарин старательно подбирал в течение целого десятилетия. Ряд из них были талантливыми людьми. Верный своим приемам, Сталин, не трогая самого Бухарина, тем сильнее ударил по его ученикам. Почти все члены этой группы, Сталин называл ее "бухаринской школкой", -- Слепков, Астров, Айхенвальд, Марецкий и др. -- были отправлены на работу в провинцию, где были переарестованы и все уничтожены. Бухарин с трудом переносил эти удары, особенно уничтожение его молодых учеников, за судьбу которых он чувствовал себя лично ответственным.

Вопрос: Вы упомянули о том, что поехали вместе с Бухариным в Копенгаген. Какая была цель этой поездки?

Ответ: Часть материалов архива германской с.-д. партии, -- а именно главные рукописи Маркса и Энгельса -- после прихода Гитлера были вывезены при содействии датского посольства в Копенгаген, где хранились в архиве датской с.-д партии. Члены московской делегации хотели их увидеть собственными глазами... В Копенгагене, в партийном архиве, мы раскрыли сундук с рукописями Маркса и Энгельса. Я хорошо помню эту сцену. Адоратский, директор Института Маркса--Энгельса--Ленина, сидел немного в стороне, только поблескивая глазами из-за очков, а Бухарин буквально набросился на эти рукописи и торопливо перебирал тетради, в которых Маркс формулировал результаты своих последовательных попыток создать "Капитал". Затем он сосредоточил внимание на последнем тексте этого труда, перебирал его листы, явно случайно останавливаясь на тех, которые чем-либо привлекли его внимание. В этих тысячах листов, над которыми уже сидел ряд лиц, можно было найти что-либо новое лишь в результате долгой, кропотливой работы. Бухарин понял это и обратился ко мне: "Вы знаете эту рукопись, -- помогите найти то место, где Маркс пишет о классах".

Это место я действительно хорошо знал -- и быстро его нашел. Бухарин осторожно взял пожелтевшие страницы, подпер, голову обеими руками и принялся вчитываться в эти хорошо знакомые строки, где Маркс начал формулировать свои итоговые мысли о классовой структуре капиталистического общества. Они написаны торопливым, срывающимся почерком, как будто перо Маркса с трудом поспевало за стремительно развертывавшимися мыслями. Но изложение не было закончено. Оно было оборвано на полуслове, как будто кто-то вошел и прервал работу Маркса, который так и не смог вернуться к теме . ..

Бухарин прочел эти страницы до конца, на минуту задержался, затем начал переворачивать страницы, рассматривая, нет ли чего на оборотной стороне, смотрел бумагу на свет... Он явно проверял, не спрятался ли где-нибудь какой-то намек, которого не заметили исследователи, работавшие раньше над рукописью, но, конечно, ничего найти не мог -- кроме того, что в ней нашли сначала Энгельс, затем Каутский. . .. Он начал было еще раз перечитывать эти страницы, но, поняв, что ничего нового он найти не может, он сам себя оборвал и оторвался от листков:

"Эх, Карлуша, Карлуша, -- вырвалось у него, -- почему ты не окончил? Трудно было? А как бы ты помог нам!"

Припоминаю, что мы тогда невольно обменялись взглядами с Адоратским: он, несомненно, лучше меня знал те споры, которые среди большевиков велись по вопросам, связанным с этими мыслями Маркса, и понимал, намеков на какие недовысказанные мысли Маркса искал Бухарин. Сам Адоратский тоже был знато

ком по Марксу, но знатоком совсем иного типа, чем Бухарин. Бухарин был влюблен в большие концепции Маркса -- и в этих концепциях Маркс продолжал жить для него, об этих концепциях Бухарин мог с ним разговаривать, даже спорить, как с живым человеком. А Адоратский был человеком совсем иного типа: сухим догматиком, продуктом казанской семинарии, без какого-либо намека на бухаринскую романтику. Идеи Маркса были разнесены Адоратским по записным книжкам, систематизированы, разложены в образцовом порядке. Его можно было разбудить ночью -- и он, не запинаясь, дал бы справку, откуда из Маркса взята та или иная цитата. Но о том, к каким выводам обязывали большие концепции Маркса, он не думал -- с современностью их не связывал. Для Бухарина же именно в этой связанности с современностью и было главное, -- и он больше всего стремился расшифровать недовысказанные большие мысли Маркса, разрешить недорешенные им большие проблемы...

Адоратский еще часа два просидел над рукописями, составляя их список, подсчитывая количество страниц, выясняя, какие еще не были опубликованы. Бухарин за это время перерыл всю библиотеку датского архива -- не очень большую, но с большой тщательностью и полнотой подобранную; пересмотрел архив, много расспрашивал хранителя архива, который был живой летописью датского рабочего движения. Затем остаток дня таскал меня по музеям, наполнил целый портфель фотографиями с картин старых датских мастеров . . . Он должен был на все взглянуть своими глазами. Широта его интересов поражала, но мысль постоянно возвращалась к рукописям Маркса.., "Эх, Карлуша, Карлуша, -- почему ты не кончил!"