Разговоры с Бухариным

был чуть ли не единственным меньшевиком, сумевшим понять трагедию власовского движения и оправдать его (чем вызвал многочисленную критику однопартийцев). Поразительна его способность к доверительным контактам с людьми самых разных политических взглядов, от монархистов до коммунистов. Каждого он убеждал в необходимости немедленно сесть за написание мемуаров или же подробно ответить на специально поставленные вопросы. За справками к нему обращались писатели, историки и публицисты из разных стран. И почти всегда получали от него толковые и конкретные ответы. Он обладал уникальной, почти фотографической памятью и слыл ходячей энциклопедией русской революции. Но меньшевик Николаевский не смог бы завоевать столь безусловного доверия расколотой русской эмиграции и даже командированных за границу советских коммунистов, если бы его личные этические стандарты как историка и собирателя архивов не стояли над политикой и над потребностями момента. Посвященный во многие человеческие и политические тайны своего времени, он ни разу не позволил себе погнаться за сенсацией и опубликовать ставший ему доступным документ в ущерб интересам своего информатора.

Николаевский оставил нам восемьсот с лишним коробок архивных материалов. Сегодня они хранятся в Гуверовском институте (Стенфорд, США). Как историк и публицист он опубликовал множество статей на русском и основных европейских языках. Уделяя много времени архивам, переписке с людьми и политической деятельности, Николаевский был, к сожалению, менее продуктивен как писатель. Его самая известная книга -- об Е. Ф. Азефе, написанная в 1932 году, сегодня не кажется очень ценной. Но и тут следует отдать должное Николаевскому: к концу жизни он стал понимать, что сложившийся взгляд на Азефа, перешедший к историкам по наследству с дореволюционных времен и сформулированный В. Л. Бурцевым и А. А. Лопухиным, далек от истинного. Он предполагал использовать эту информацию для нового издания книги об Азефе, но, к сожалению, не успел этого сделать.

Николаевский скончался в 1966 году, оставив незавершенными многочисленные проекты издания книг и исторических сборников. Его бесценное архивное собрание -- лучший памятник замечательному историку.

Запись разговора Бухарина с Каменевым

Но вернемся к событиям июля 1928 года. Имеющаяся запись разговора Бухарина и Каменева, состоявшегося 11 июля2, носит

конспективный характер. Она уникальна: в научный оборот на сегодня введено всего несколько аналогичных записей бесед советских руководителей. Понятно поэтому, что Ларина уделяет этому документу особое внимание. По тем же причинам историю "Записи" следует изложить более подробно.

Сам факт разговора Бухарина и Каменева в июле 1928 года Ларина не оспаривает. Она, однако, считает, что:

1. Разговор происходил под открытым небом, а не на квар

тире у Каменева (с. 91). Вопрос для Лариной немаловажный,

так как первое означает лишь "случайный" разговор, а второе

наводит на мысль о фракционных переговорах, факт которых

Ларина категорически отрицает, поскольку именно их инкри

минировали Бухарину как преступление перед партией. Сомни

тельно, по мнению Лариной, и письмо Г. Я. Сокольникова, по

служившее "увертюрой" к разговору (с. 95). Ларина оспари

вает этот пункт не случайно: предварительное письмо Соколь

никова Каменеву говорит о заблаговременной подготовке участ

ников, Сокольникова и Каменева, к "случайной" встрече с Бу

хариным. А если так, то речь скорее может идти о "перегово

рах", а не о "разговоре".

По мнению Лариной, "Запись" не точна, а, возможно,

фальсифицирована, по крайней мере -- частично (с. 93). Лари

на настаивает на этом, так как оспаривает сказанную, соглас

но "Записи", Бухариным фразу о том, что о разговоре с Каме

невым поставлены в известность Рыков и Томский (что вновь

указывает на фракционные переговоры, в чем и был обвинен

Бухарин Сталиным и другими).

Ларина пишет, что конспективная запись разговора; ав

торство которой считается принадлежащим Каменеву, сделана

не Каменевым, а кем-то другим, так как "вызванный в ЦКК

Каменев признал правильность "Записи" "с оговорками" [...].

Бухарин признал "Запись" "в основном" (с. 96). Ларина видит

в этом еще одно доказательство того, что документ может быть

фальсифицирован (подразумевается, что за этим стоял Сталин).

Наконец, Ларина утверждает, что публикация записи бе

седы Каменева и Бухарина в 1929 г. в меньшевистском "Социа

листическом вестнике", выходящем на Западе, была "бомбой

гигантской силы", имела провокационную цель, очень повредила

Бухарину и никогда не была забыта Сталиным (с. 99), -- т. е.

в гибели Бухарина виноваты еще и редакторы меньшевистской

газеты.

Сегодня можно с большей определенностью ответить на поставленные Лариной вопросы, ровно настолько, насколько это позволяют имеющиеся в распоряжении историков архивы.

Совершенно очевидно, что разговор состоялся не под откры

тым небом. В "Записи" сказано, что Бухарин "говорил час без

[...] перерывов". Действительно, конспект разговора отнюдь не

короток. Ларина пишет, что Бухарин возвращался с заседания