Разговоры с Бухариным

Доклад Агранова был составлен целиком в их духе. Безобидные ленинградские фрондеры из бывших оппозиционеров были изображены в виде заговорщиков, носившихся с планами систематического террора. В качестве их центра была изображена группа бывших руководителей комсомола Выборгского района в период Зиновьева — во главе с Румянцевым, Котолыновым, Шатским и др. С осени 34-го г. эти последние действительна встречались почти регулярно: дело в том, что ленинградский Ист-парт поставил на очередь вопрос о составлении истории комсомольского движения в Ленинграде и организовал по районам, нри истпарткомиссиях, систематические вечера воспоминаний бывших деятелей комсомола. На эти вечера почти силком тащили бывших активных деятелей комсомола зиновьевского, периода, даже таких, которые (напр., Шатский) совершенно ушли от всякой политики. По Выборгскому району вечера комсомольских воспоминаний проходили наиболее оживленно. Очень интересны были, в частности, рассказы Румянцева, того самого, который в начале 1926 г. на пленуме Ленинградского губкома комсомола провалил поправку официальных представителей ЦК о признании Губкомом правильными решений XIV партсъезда, как известно, решительно осудившего зиновьевцев. Тогда это поведение Румянцева было встречено в штыки "Ленинградской правдой", временно редактировавшейся Скворцовым. В своих теперешних воспоминаниях Румянцев коснулся и времени зиновьевской оппозиции, и говорил о них, надо признать, не вполне в духе официального благочестия. По поводу этих воспоминаний было немало разговоров, и Агранов взял их за исходный пункт для своих построений, выдав истпартовские встречи за совещания оппозиционеров, благо эти встречи посещал и Николаев.

Что можно вышить на такой канве, знают все, интересовавшнеся продукцией Агранова. В данном случае он превзошел самого себя и, не довольствуясь Ленинградом, протягивал нити и в Москву, к Зиновьеву и Каменеву, которые имели неосторожность встречаться со своими былыми приверженцами, когда они попадали из Ленинграда в Москву. Получалась картина разветвленного заговора, составленного лидерами старой оппозиции в тот момент, когда на верхах шел спор о замирении.

Специально для Сталина доклад особенно напирал на показания, доказывавшие, что Каменев, которому он, Сталин "поверил", своего честного слова не держал и не только, зная об оппозиционных настроениях, не сообщал о них в ЦКК, но и сам не отказывал себе в удовольствии делать в беседах с друзьями. хоть и осторожные, но не вполне лояльные заявления.

Обсуждение этого доклада на Политбюро прошло в очень напряженном настроении. На очереди стояло два вопроса: во-первых, о том, как поступить с обнаруженными следствием "соучастниками" и "подстрекателями", и, во-вторых, какие политические выводы сделать из факта обнаружения заговора оппозиционеров. Последний вопрос оттеснил первый. Настроение большинства было против перемены курса, намеченного на пленуме ЦК, который предусматривал ряд реформ в области экономической и введение новой конституции в области политической. В этом вопросе они, казалось, победили. Сталин категорически заявил, что все эти мероприятия непременно должны быть проведены, что он также является решительным их сторонником и что намеченный Кировым план должен быть подвергнут пересмотру только в одном пункте: ввиду выяснившейся несклонности оппозиции провести полное "разоружение", партия должна в интересах самозащиты провести новую энергичную проверку рядов бывших оппозиционеров — в первую очередь, "троцкистов", "зиновьевцев", и "каменевцев". Не без колебаний, но эта линия была принята. Что же касается первого вопроса, то здесь решено было передать дело в руки советского суда, как обычное дело о терроре, предоставив следствию привлечь к делу всех, кого оно сочтет нужным. Это была выдача лидеров оппозиции на суд и расправу.

* * *