Разговоры с живым мертвецом

Виктора затягивало в Диану. Тело мужчины обхватили жгуты кроваво-красных щупалец, имевших то же начало, что и пронзившие его «крючья». Рывок – бёдра орущего во всё горло Эдипова исчезают в недрах будущей матери; рывок – отвратительный хруст ломающихся костей и позвонков перекрывает крики, и умолкший навеки Виктор складывается пополам; ещё один рывок – шантажист почти полностью исчезает в цепких объятиях нерождённого…

Николай в ужасе попятился назад и едва не рухнул вниз, запнувшись о порог, но успел ухватиться за дверной косяк. Бежать! Бежать без оглядки и забыть обо всём увиденном! Что бы и кому бы он ни рассказал о случившемся, его ждёт, в лучшем случае, осмеяние

(«Два здоровых мужика с волыной не смогли справиться с бабой и её пузожителем? Лол!»),

в худшем – больница для душевнобольных или тюрьма.

Лучше же молчать, правда?

***

Десять часов вечера. В любой другой день Диана бы боялась, что из-за угла на неё выскочит грабитель или любая другая разновидность отморозка. Но сегодня она чувствовала – всё, с неё хватит! В синяках, с потёкшим макияжем, перепачканная пылью и грязью, она не реагировала на неодобрительные взгляды восседающих на обшарпанных скамейках бабулек, на склизкие подмигивания парней, а также на понурые взгляды женщин; матери старались прикрыть глаза своим чадам, особенно рьяно – матери дочерей.

«Ой, да пошли вы!»

Вот, наконец, и дом. Лифт приехал быстро. Диана делила кабину с долговязым подслеповатым парнем, уткнувшимся в телефон. Нервы как будто успокоились (ну, или почти успокоились), и женщина из любопытства заглянула из-за плеча попутчика в экран. Судя по всему, он собрался публиковать в соцсети то ли криво написанный белый стих, то ещё какое-нибудь «современное искусство». Будущая мать смогла прочесть лишь отрывок:

Её время пришло:

Пробит Саркофаг.

Щупальца смерти и стены в кровавых пятнах.

Весь мир вокруг – лицо

Того, что было в давнем прошлом.

Вспорото сердце – выжжена земля!

Не моргая, глядит она на небо.

При ней звёзды потускнели.

Измождённость её и медленность шагов

Говорят о смерти тела.

Пламя взгляда

И холод редких слов

Сеют лишь угрозу … и укор.

Все обличия – периоды, полные боли;

Мы лишь можем сожалеть…

Шаги без звука в самом худшем из направлений!

Мысли столбенеют в голове.

Горечь знания

Застряла комом в горле:

Сломанная жизнь – наше бремя.6

– Что бы я ещё хоть раз… – тихо прошипела Диана. Парень улыбнулся. Только непонятно, чему.

Лифт достиг этажа, на котором жила молодая семья, и Диана покинула кабину. Она решила ничего не рассказывать мужу, но и сгорать от чувства стыда в случае чего не станет. Она сделала более чем достаточно. И лучше бы Евгению не пенять ей, когда она потребует распределить обязанности по дому или захочет выйти «развеяться» с подругами…

– Пока, няша! – еле слышно пробормотал «поэт» и помахал вслед. «Няша» ничего не ответила, лишь легонько пихнула маму в бок.

«Покушать бы… Может, по ананасику?»

Пол под табуретом покрылся тонким слоем табачной пыли, ещё немного осталось на Марининых губах и лице. Пальцы и вовсе почернели. У ног валялись пожёванные кусочки фильтра.

Сквозняк аккуратно прикрыл дверь в палату, и теперь свет от автомобилей, зданий и фонарей парка (Москва никогда не спит) в одиночку нёс бремя борьбы с ночной мглой.

Марина чувствовала, что заболевает. Перед эпизодом в заброшке она захотела закурить ещё одну сигарету, но по ходу истории внутри всё сжималось и холодело. Когда рассказ подошёл к концу, трясущиеся пальцы сжимали выпотрошенную сигарету, и ещё одна лежала в складках юбки, словно в гамаке. Там же покоилась и влажная измятая пачка.

– Твою мать… – шумно выдохнула Марина и жадно втянула воздух. Частицы табака не нуждались в особом приглашении и устремились в путь вместе с воздухом. От неожиданности она закашлялась как после первой в жизни затяжки.

– Неприятно, да? – без тени сочувствия произнёс Симеон, когда Марина вернула контроль над своим телом.

Хотя бы относительный.

– Хреново, – честно призналась девушка и с сопением вытерла рот, испачкав лицо в процессе.

– Я ведь не обещал, что будет легко, – мрачно заметил Симеон.

– Конец мог бы быть и лучше, – медсестра попыталась взять себя в руки и звучать строго, но её ещё потряхивало.

– Нужно больше смертей?

– Нужна уверенность, что с женщиной всё будет в порядке.

– Я не уверен, что у кого-то из выживших в принципе может быть всё в порядке. Поглядел бы я на Колю.