Полифем. Сейчас увидишь. Тут у нас один францисканец без конца поносил с кафедры Эразмов Новый завет[532]. Я встретился с ним с глазу на глаз, левой рукой схватил за волосы, а правой помахал как следует и отделал его на славу — вся рожа вспухла и посинела! Ну, что скажешь? Разве это не значит держать сторону Евангелия? Потом я отпустил ему его грехи, трижды стукнув по макушке этой самою книгой, и набил три шишки — во имя Отца, и Сына, и святого Духа.
Канний. Да, вполне по-евангельски. В прямом смысле слова защищал Евангелие Евангелием.
Полифем. Является еще один из той же братии и накидывается на Эразма как бешеный, сам себя от злобы не помнит. Я разгорелся евангельскою ревностью, пригрозил ему хорошенько и заставил на коленях просить прощения, да еще и признать, что все свои речи он произносил по наущению диавола. Попробовал бы он не послушаться — я приставил алебарду ему к затылку. А лицо у меня было, как у разгневанного Марса. Это уж произошло при свидетелях.
Канний. Удивительно, как он вообще духа не испустил. Но продолжим. Живешь целомудренно?
Полифем. Наверно, заживу когда-нибудь — когда состарюсь. Но хочешь ли, Канний, открою тебе всю правду?
Канний. Я не священник. Если вздумал исповедоваться, поищи другого собеседника.
Полифем. Исповедуюсь я чаще всего богу. А тебе открою, что мне еще далеко до совершенства, я просто один из евангельского народа. У нас четыре Евангелия, и мы, племя евангельское, охотимся главным образом за четырьмя вещами: чтобы брюхо было довольно; чтобы и то, что под брюхом, нужды не знало; чтобы было, на что жить; и, наконец, чтобы можно было делать что хочешь. И если охота удачна, мы возглашаем над полными чашами: «Ио, триумфе! Ио, пэан![533] Жив дух евангельский! Правит Христос!»
Канний. Но это эпикурейская жизнь, не евангельская.
Полифем. Не спорю. Но ты знаешь, что Христос всемогущ: он может внезапно превратить нас в иных людей.
Канний. Но может и в свиней, и это, по-моему, легче, чем в добрых мужей.
Полифем. Как будто нет на свете тварей хуже, чем свиньи, быки, ослы, верблюды! Оглянись кругом: многие свирепее льва, хищнее волка, похотливее воробья, кусачее пса, вреднее гадюки!
Канний. Однако пора уже превращаться из тупой скотины в человека.
Полифем. Верно напоминаешь. Пророки нашего времени вещают, что последний час близок[534].
Канний. Тем более следует поспешить.
Полифем. Я ожидаю Христовой десницы.
Канний. Постарайся вложить в его десницу мягкий воск. Но из чего они заключают, что близится конец света?
Полифем. Люди, говорят они, заняты тем же, чем когда-то перед потопом: пируют, пьют, гуляют, женятся, выходят замуж, блудят, покупают, продают, отдают в рост, платят лихву, строят дома; государи воюют, священники хлопочут об умножении доходов, богословы плетут силлогизмы, монахи снуют по миру, народ волнуется, Эразм пишет «Разговоры»; наконец, все беды явились разом — голод, жажда, разбой, война, чума, мятеж, нужда. Разве это не убеждает, что роду человеческому скоро конец?
Канний. Из этой груды бедствий какое для тебя самое тяжкое?
Полифем. Угадай.
Канний. Что в кошельке у тебя одни пауки.
Полифем. Провалиться мне на этом месте, если ты не попал в самую точку! Сейчас я прямо с пирушки; в другой раз буду трезвый и тогда, если захочешь, потолкуем с тобой насчет Евангелия.
Канний. Когда ж я тебя увижу трезвым?
Полифем. Когда протрезвею.
Канний. А когда протрезвеешь?
Полифем. Когда увидишь, что я трезв. Ну, прощай, покамест, мой милый Канний. Желаю удачи.
Канний. А я тебе желаю, чтобы ты оправдывал свое имя[535].
Полифем. И я в долгу не останусь: дай-то бог, чтобы Канний никогда не лишался того, откуда идет его прозвание[536].
[537], или нескладица
Анний. Я слышал, ты был на свадьбе Панкратия с Альбиной.
Левкий. Никогда еще не бывало у меня такого неудачного плавания, как в этот раз.
Анний. Что ты говоришь? Так много собралось народу?
Левкий. И никогда еще жизнь моя не стоила дешевле.
Анний. Смотри, что делает богатство! Ко мне на свадьбу пришло всего несколько человек, да и то всё люди мелкие.
Левкий. Едва мы вышли в море, налетел страшный вихрь.
Анний. Прямо собрание богов какое-то! Столько, говоришь, князей, столько благородных дам?
Левкий. Борей разодрал и сорвал парус.
Анний. Невесту я знаю. Красивее и вообразить невозможно!
Потом волною сбило кормовое весло.
Анний. Это общее мнение. Говорят, что и жених красотою почти ей не уступает.
Левкий. Представляешь себе, что мы в этот миг испытали?
Анний. Да, теперь редко кому достается в жены девица.
Левкий. Пришлось нам взяться за весла.
Анний. Такое приданое — даже не верится!
Левкий. И сразу новая беда.
Анний. Почему девочку, чуть не ребенка, отдали за такого дикаря?
Левкий. Появляется пиратский корабль.
Анний. Конечно, так оно и есть: испорченность многим заменяет недостающие годы.
Левкий. Тут начинается у нас двойная борьба — одна с морем, другая с разбойниками.
Анний. Столько ему подарков? А нищим никто и травинки не подаст!
Левкий. Как? Чтобы мы отступили? Наоборот, отчаяние придавало нам мужества.