Читаем Разгром Колчака полностью

Спустя минуту вошли два пожилых человека в генеральской форме. Старший из них растерянно снял с головы папаху из серого каракуля и озирался, не зная, к кому обратиться. Глаза его остановились на начальнике штаба.

— Я прибыл получить от вас условия сдачи наших частей, — сказал генерал. Голос его дрогнул. — В результате окружения наши части оказались в глубине тайги. Положение их безвыходно.

Начальник штаба задал ему несколько беглых вопросов, чтобы выяснить, сколько частей он сдает, где они расположены, какое у них вооружение.

В это время на пороге опять вырос комендант.

— Там еще белые генералы пришли, — сказал он безразличным голосом. — Прикажете принять или пусть обождут?

Прием белого начальства продолжался всю ночь.

Прибывали все новые и новые командиры, сдававшие свои части. Ночь выдалась хлопотливой. Надо было наладить прием пленных, организовать их питание, где-то устроить их, прием оружия… В штабе работали всю ночь.

В ту же ночь принимал белых парламентеров и командир 2-й бригады, дерущейся на востоке от Ачинска против 3-й армии Колчака.

К нему приехал генерал Ромеров, возглавлявший в ту пору остатки 3-й армии. Волнуясь и куря одну папиросу за другой, Ромеров пытался начать разговор о перемирии и прекращении боя.

Командир бригады покачал отрицательно головой.

— Ваши условия для меня не подходят, — сказал он. — Если вы хотите остаться в живых, вы должны капитулировать, сдать оружие полностью и перейти на положение военнопленных. Иначе я ни за что не отвечаю. Судите сами, — я должен добить вас просто по долгу службы…

Ромеров побагровел.

— Мы прекратим всякое сопротивление вашим частям! — закричал он. — Неужели вам этого еще мало?

Командир бригады внимательно поглядел на него.

— Учтите ваше положение, генерал, — сказал он серьезно. — Части ваши вышли из повиновения, колонны переполнены вашими семьями, детьми… Лучший исход для вас — это сложить оружие.

Ромеров молчал.

— Я не могу сам принять такое решение, — наконец сказал он, — разрешите мне посоветоваться с товарищами. Я доложу вам о нашем решении через час.

Ровно через час Ромеров приехал с согласием на капитуляцию. Вместе с ним явилось еще несколько генералов. Проговорили они до утра и, наконец, легли спать, кто на полу, кто на нарах. Генералы молча ворочались на своем новом ложе, и только Ромеров долго, придавая своему бархатному баритону задушевность, говорил о судьбах России, о Колчаке и Гайде, которые одни виноваты в том, что армия не могла договориться с большевиками.

* * *

С утра началась массовая сдача оружия.

Целый день его возили на подводах и сваливали в кучу. Литое оружие, револьверы, покрытые золотыми монограммами, драгоценные сабли, — всем этим были полны доверху несколько подвод.

Победа была решительная. Кроме отряда Каппеля да еще отдельных генералов, которые сумели со своей личной охраной прорваться на восток, — из окружения не вышел никто. 2-я и 3-я армии Колчака почти целиком сдались в плен. Вдоль дороги были разложены костры, возле них ютились семьи офицеров, идущие вслед за отрядами. Конный отряд 2-й бригады ехал по одной из этих дорог, от костра побежали две женщины в теплых шубах, в оренбургских платках и бросились на колени посредине дороги. Это были жены офицеров.

— Не бейте нас! — кричали они. Слезы градом текли по их опухшим, багровым от мороза лицам. — Возьмите себе в жены!

Никто не собирался ни бить их, ни брать в жены. Бойцам приходилось часто защищать семьи офицеров от расправы местного населения. Растерянная, бестолковая, испуганная толпа, которая еще недавно была армией, забила все дороги, требуя пищи, крова, решения своей судьбы…

Трофеи и пленных подсчитать пока было трудно, так как в Красноярске оставался еще корпус генерала Зеневича, бывшего начальника Красноярского гарнизона.

Утром 5 января Зеневич по телеграфу вызвал для переговоров представителя красного командования. В Красноярске находились большие вооруженные силы, кроме того, из агентурных донесений было известно о том, что в Красноярске началась организация меньшевистской власти, что меньшевики собираются оказать сопротивление Красной Армии и Зеневич готов, повидимому, их поддержать.

Зеневич начал свои переговоры с предложения перемирия. Было ясно, что он хитрит, намеревается выиграть время, чтобы привести в боевой порядок Красноярск.

— Ни о каком перемирии не может быть речи, — ответил начальник штаба 30-й. — Речь идет только о капитуляции. Ни о чем другом я с вами разговаривать не намерен.

Начальник штаба говорил нарочито резко, и это, повидимому, произвело на Зеневича сильное впечатление. Но, помявшись, он довольно быстро нашел выход и заявил, что на капитуляцию согласен, в ближайшие два часа выработает ее условия и передаст их по телеграфу. Зеневич вновь пытался выиграть время, это было ясно.

— Мы, и только мы можем диктовать условия капитуляции, — ответил начальник штаба и тут же, не дав Зеневичу опомниться, продиктовал эти условия. Основа их была проста: сдача на милость победителя.

— Сколько человек в Красноярском гарнизоне? — спросил начальник штаба.

Зеневич замялся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза