Разгром на востоке. Поражение фашистской Германии. 1944-1945

– Это – последний шанс, – сказала мать. – Завтра русские могут быть здесь. Никто больше не ждет, все бегут. Но доберется ли поезд до Данцига – никто не может сказать.

Я встал с кровати. Моя лихорадка снова усилилась. Мы надели так много одежды, сколько смогли натянуть на себя. В волнении мы упаковали много бесполезных вещей. Брат не мог поверить, что мы действительно уезжаем, и плакал из-за своих игрушек. Но все, что ему разрешили взять, был небольшой гоночный автомобиль, который он получил в подарок на Рождество. Мы все едва не плакали, но другие в доме завидовали нам, потому что мы могли уехать. Лица у них были серыми от страха. Мы сложили наши вещи в санки. Мать взяла два чемодана и большой рюкзак. Брату также надели небольшой рюкзак на спину. Я был настолько слаб, что смог нести только маленький чемодан.

Примораживало, и тротуары были скользкими. Брат то и дело падал. Он стал кричать, тогда мать посадила его на санки. Было десять часов вечера, но улицы заполняли толпы людей, рогатый скот и телеги, как будто в разгар дня. Несколько мотоциклов и серых грузовиков. И свет отгороженных прожекторов. Едва ли кто-то сказал хоть слово, все думали только о выживании.

Многие люди направлялись к станции так же, как и мы. Станция была блокирована, но нас пропустили по записке, и мы, спотыкаясь, прошли к грузовой платформе. Госпитальный поезд стоял там. Он был составлен из вагонов для рогатого скота. Железные трубы, торчащие из крыш, дымились. Это был очень длинный поезд. Слышались выстрелы в отдалении, сверкали огни, возможно, от взрывов. Наконец по шпалам пришел капрал. Он посадил нас в вагон, где была пустующая койка, и даже поднял наши вещи.

Запах в вагоне был ужасен. Тускло светили масляные лампы. В углу стояла маленькая железная печь, ее труба раскалилась докрасна. В вагоне находилось пятнадцать солдат, лежащих на койках или просто на грязных грудах соломы. Все они были тяжело раненными. Около них стояли ведра с каким-то зловонным варевом. Некоторые из них стонали или хныкали в одеяла. Мать согнулась и должна была выглянуть наружу, чтобы ее вырвало. Один из солдат все время стонал и просил воду. По их униформе и перевязям я смог понять, что они из СС. Капрал сказал нам, что мужчины на этом поезде были всем, что осталось от двух дивизий, которые прибыли из Греции.

– Бедняги, – сказал он, – большинство из них болели малярией, когда добрались сюда. Все тяжелые случаи. И ни одного доктора в поезде. Мы приехали прямо с фронта – они должны были получить медицинскую помощь здесь.

Раненые не имели ни перевязочных материалов, ни медикаментов. Все их ужасные раны были заткнуты только туалетной бумагой. После того как мы просидели в поезде полчаса, в вагон вошла женщина с ребенком. Она была из деревни Поллнов. Грузовик подобрал ее. Она кричала от боли, потому что в пути отморозила руки. Ребенок был еще младше, чем мой брат.

Вскоре после полуночи начался другой воздушный налет. Некоторые бомбы упали на город. Мы ужасно испугались, что уезжать будет слишком поздно.

Наконец, вскоре после трех часов поезд поехал в Данциг. Вагон проветрился, и зловоние от крови, масла, гноя и грязи стало не настолько сильным.

Покачивание вагона усыпило меня. Проснулся я, когда уже светало, масляные лампы были погашены. Через некоторое время поезд остановился. В вагон влез пехотинец. Его левая рука была на перевязи, а средний палец правой руки отсутствовал. Он сел рядом с матерью и второй женщиной.

– Вам повезло, что вы выбрались, – сказал он хриплым, усталым голосом. – Мы побывали в некоторых деревнях, где были русские. Я на войне с начала и в России видел некоторые вещи. Конечно же мы не должны притворяться, что лучше, чем есть на самом деле. Я и сам боролся с партизанами. Мы сжигали деревни дотла и расстреливали людей просто потому, что не знали, как еще добраться до верхушки партизан, – либо мы их, либо они нас. Но я хочу, чтобы кто-нибудь показал мне германского солдата, который когда-либо творил такое. – Он оперся головой о здоровую руку и посмотрел на брата. – Все сошли с ума, – сказал он. – Но что мы могли сделать? Мы были без боеприпасов и без газа. Мы должны были с базуками остановить русских. Они преследовали нас и перестреляли, как кроликов. И даже раненых. Эти мальчики из СС ушли, потому что командует Гиммлер. И взяли с собой нас, как своего рода подмогу. Но СС тоже бедняги, они вынуждены воевать постоянно и с каждым днем все меньше понимают, для чего воюют. И если они не хотят продолжать или не могут продолжать, команды по ликвидации вешают их на деревьях точно так же, как нас. На дороге к Руммельсбургу деревья полны. – Он остановился и затем сказал очень мягко: – Некоторые из них просто дети.

В следующий раз, когда поезд остановился, он вышел.