Разъяренный

— Придурок. Кобель. Лжец. Обманщик. Подлец. Если ты сожалеешь о том, что мы когда-то были вместе, я сожалею об этом в десять раз сильнее.

Его глаза опасно сверкают, но Маккенна остаётся в той же обманчиво спокойной позе.

— Продолжай, — с угрозой предупреждает он.

— Зачем? Твоя гордость задета?

Он нарочито внимательно проводит взглядом сверху-вниз по моему телу, в его глазах разгорается тлеющий огонь.

— Пожалуй, достаточно для того, чтобы захотеть, чтобы ты передумала.

Я стискиваю зубы, зная, что когда-то внутри меня жила девушка, которая верила, что однажды выйдет за него замуж. Но сейчас та девушка, что во мне осталась, злая, обиженная им, и она выдавливает из себя:

— Я больше никогда не буду твоей.

— Твои губы говорят одно, но всё остальное в тебе кричит об обратном.

Мы смотрим друг на друга ещё мгновение, и я ненавижу себя за то, что тяжело дышу и почему-то действительно чувствую волнение, на щеках появляется румянец, грудь ноет, между ног пульсирует.

— Кого это волнует? — выдавливаю из себя.

— Тебя, — говорит он. — И меня. — Он снова встаёт, подходит и наклоняется ко мне. — Тебе это не нравится, но прямо сейчас — зная, как сильно ты, блядь, ненавидишь то, как ты меня хочешь, — это меня заводит.

Маккенна изучает мой подбородок, губы, скулы, лоб, словно жаждет увидеть в моём лице что-то, что ему не удаётся разглядеть. Затем шепчет:

— У меня стоит на тебя, но это, пожалуй, единственное, что ты делаешь со мной, — и ослабляет хватку.

— Пошёл ты… Трахай кого-нибудь другого.

Он сверкает улыбкой.

— О, это такой приятный опыт, я так и сделаю.

Маккенна садится немного поодаль от меня и откидывается на спинку сиденья, всё ещё поджимая губы и молча наблюдая за мной, и я, лишённая всякой борьбы, чувствую себя немного обманутой.

Внутри всё дрожит от гнева и похоти, а я этого не хочу. Боже, он страдающая от нарциссизма свинья. Маккенна настолько влюблён в себя, что, наверное, даже улыбается в зеркале ради самого себя. Его улыбку, не переставая, обсуждают во всём мире. Это одна из тех по-мужски притягательных улыбок, которые делают его ещё сексуальнее. Она смягчает серебро в его глазах, в то же время расплавляет твои внутренности. Теперь тот факт, что у него красивая улыбка, заставляет всё внутри кипеть, потому что она до сих пор меня привлекает.

БОЖЕ!

Хочется сказать что-нибудь язвительное, что причинит ему боль. Но нет. Он желает наказать меня за то, что я испортила его концерт? А я собираюсь испортить всю. Его. Грёбаную. Жизнь.

4

КОГДА ЖИЗНЬ БЫЛА ПРЕКРАСНА

Пандора

Чуть больше шести лет назад

— Сначала мы снимем небольшую квартиру. С мансардой!

— Хорошо, — отвечает Кенна низким голосом у меня над головой.

— Всё, что нам понадобится — это кровать, — добавляю я.

— И ты, — шепчет он хриплым голосом, и я поворачиваюсь в его объятиях. И встречаюсь с серебристыми глазами — серебристыми, как у волка, с тяжёлыми веками, одновременно нежными и устрашающе проницательными. Кенна изгибает губы в очаровательной улыбке, и я тут же понимаю, что моему парню, конечно же, нравится, что я заговорила о кровати.

— Мы даже можем завести собаку, — нахально добавляю я.

— И рыбку.

Он поднимает руку и указывает на высушенную рыбу-меч, висящую на стене каюты яхты, на которую мы прокрались. Это всё не наше, это лишь одно из наших укрытий. Одно из многих мест, где мы встречаемся и проводим вместе столько времени, сколько можем.

Уже почти рассвело, и, хотя мы не спали и легко могли бы остаться здесь навсегда, Маккенна неохотно встаёт и засовывает свои длинные мускулистые ноги в джинсы.

— Красотка, — зовёт он, запуская руку в карман джинсов. Я натягиваю свою толстовку и поворачиваюсь к нему. — Давно хотел кое-что тебе подарить... — Он подходит и подносит что-то маленькое и блестящее к тонким полоскам света, пробивающимся сквозь круглые иллюминаторы яхты.

Когда я понимаю, что это такое, по телу пробегает дрожь возбуждения.

— Это кольцо-обещание?

Поднимаю ресницы и замечаю, что он наблюдает за мной с тревожным напряжением.

С напряжением парня, который тебя любит.

Точно так же, как ты любишь его.

— Оно прекрасно, — шепчу я, благоговейно протягивая руку.

— Кольцо принадлежало моей матери, — говорит он, наблюдая, как я надеваю кольцо на палец, его голос переполнен эмоциями, красивое лицо сурово.

— Что ты мне обещаешь? — поддразниваю я, поднимая к нему лицо.

Никогда не забуду, как дерзко вздёрнулись уголки его губ, когда он сказал:

— Себя.

О, боже, я люблю его. Я люблю его, как буря любит небо, а чайка — море. Маккенна — лучшее, что есть у меня, он — опора, которая держит меня, единственный, кто меня понимает. Он — всё, что осталось в моей жизни нежного и счастливого. Я бросаюсь к нему, и он ловит меня и сжимает в крепких объятиях.

— Я скажу «да» и возьму всего тебя, так что не шути на эту тему, — предупреждаю я.

— Это не шутка, — уверяет он, поднимая мою руку, чтобы было лучше видно. — Тебе идёт.

Я сжимаю его пальцы своими, а в груди в это же время сжимается моё сердце.

— Но моя мать и твой отец... они оба сейчас нуждаются в нас.