Разъяренный

— Отпусти! — кричит Мелани, сопротивляясь двум дюжим охранникам, пытающимся оттащить нас прочь. — Если ты не отпустишь меня прямо сейчас, мой парень найдёт твой дом и убьёт, когда ты будешь спать!

Охранник дёргает меня сильнее, и у меня перехватывает дыхание от пронзающей руку боли.

— Ублюдок, — шиплю я, но даже не пытаюсь сопротивляться. Мелани ничего не добьётся, мне ли не знать!

— Она с ними знакома! Она знакома с этой группой! Как думаешь, о ком он только что пел, идиот? — отбиваясь, кричит в сторону Мелани. — Она и есть Пандора! Отпусти нас, к хренам собачьим.

— Вы знаете мистера Джонса? — спрашивает меня один охранник.

— Мистер Джонс? — усмехаюсь я. — Серьёзно! Если Маккенна — мистер, то я единорог!

Они ведут нас, посмеиваясь между собой, мимо дополнительной охраны, вокруг сцены и заводят в маленькую комнату. Один парень, отпирая дверь, начинает говорить в рацию.

Мелани сопротивляется и пытается брыкаться, но на меня начинает давить чудовищность последствий, и я замолкаю.

Твою же мать! Что я наделала?!

— Тебе не обязательно выглядеть таким счастливым, кретин. Мой парень найдёт и твой дом тоже и убьёт тебя следующим! — говорит она другому охраннику.

Наши конвоиры рывком открывают дверь и запихивают нас внутрь. Борясь за остатки достоинства, я вырываюсь из его хватки и спотыкаюсь, когда делаю шаг назад.

— Отпусти, — сквозь зубы шиплю я, и он, наконец, меня отпускает.

Из рации у него на бедре раздаётся какой-то звук. Чей-то голос произносит что-то неразборчивое, но это что-то очень похоже на ругательство.

— Снимите это, — приказывает один из охранников, указывая на наши дождевики.

Я стаскиваю полиэтилен со своего тела, и Мелани делает то же самое, а затем мы беспомощно наблюдаем, как с нас снимают сумки, которые мы прятали под плащами.

Мелани со стоном следит, как наши вещи кладут на стоящий в стороне столик. Сотовые телефоны. Два помидора. Ключи от машины.

— Вау. Вы что, ребята, шуток не понимаете? — вопрошает Мелани, надменно хмурясь.

Я закрываю глаза и пытаюсь подавить поднимающуюся во мне панику.

Бляяядь. О чём я только думала?

Ведь уже много лет не совершала ничего настолько безрассудного.

Но это было здорово.

Неправильно. Очень, очень неправильно.

Но здорово. На самом деле, просто отлично.

Чёрт, перед глазами до сих пор стоит разъярённое, недоверчивое выражение лица Маккенны. Это доставило мне огромное удовольствие. Просто оргазмическое наслаждение. Но сейчас я испытываю сильное чувство, которое больше походит на парализующий страх.

Что, если охранники позовут его в комнату и спросят, действительно ли он меня знает?

Что, если мне придётся стоять здесь, в этой маленькой душной комнате, и смотреть на него, находясь так близко?

У меня сводит живот. Позже Мелани потребует объяснений. Очень подробных объяснений, намного больше того, что я уже ей рассказала. Мелани придётся сообщить Грейсону, что произошло, и он захочет знать всё до мелочей, потому что эти тупые охранники связались с его девушкой. Я даже не знаю, смогу ли объяснить ей, какое прошлое связывает нас с Маккенной. 22 января — день, когда я неизменно напиваюсь до бессознательного состояния и не вижу белого света. И я поклялась себе, что никогда и ни с кем не буду обсуждать этот день. Но Мелани и Грейсон? Они захотят, чтобы я открыла свою шкатулку с секретами. Обо мне и Маккенне Джонсе.

Горячие, влажные рты сливаются воедино...

Он толкается в меня, растягивает, берёт меня, любит меня...

Обещания.

Ложь.

Потеря.

Ненависть.

Та ненависть, которая рождается только из сильной, неземной любви, которая оказалась, как ни прискорбно, совершенно неправильной.

Что я ему скажу, если увижу?

Что же мне теперь делать?

Пожалуйста, Боже, не наказывай меня, сделай так, чтобы мы не встретились лицом к лицу.

Пока Мелани изучает свои ногти, стену и меня, вздыхая со скучающей уверенностью человека, который знает, что выберется отсюда невредимым, я меряю шагами комнату и молюсь, хожу и молюсь. Если мы с Маккенной встретимся, боюсь, это не будет так просто. Мой желудок скрутило в узел, меня тошнит, и я испытываю ужасные позывы к рвоте.

Концерт, кажется, длится вечность. Один из охранников то уходит из комнаты, то возвращается вновь, а другой предпочитает стоять в паре метров позади Мелани, навытяжку, прямо как военный, словно чего-то ждёт.

О боже, пожалуйста, пусть это будет не Маккенна.

Мне кажется, я уже успела стереть подошву своих сапог, когда столетие спустя дверь распахивается и входит пухлый мужчина в костюме и галстуке. От волнения я не могу ступить ни шагу. Лайонел «Лео» Палмер, менеджер группы. Я видела его фотографию и интервью в утренней газете, но должна сказать, что на этом фото он выглядел гораздо счастливее.

Он свирепо смотрит на нас, сжав мясистые руки в кулаки. Мелани с вызовом смотрит в ответ, я стою неподвижно.