Разъяренный

Он наблюдает за мной, ожидая, что произойдёт дальше.

— Здесь и сейчас, — с искренней улыбкой поднимает он глаза к небу, затем переводит палец с меня на себя. — Нет ничего лучше. Лучше этой песни и быть не может. Я мог бы так петь весь день и быть на седьмом небе от счастья.

— У тебя есть рога, Кенна, твоей ноги никогда не будет в раю.

— Тем больше причин, по которым мне нужно найти свою собственную маленькую версию рая здесь, на земле, — ухмыляется он, когда мы снова направляемся к машине, и смотрит на меня своими сладкими волчьими глазами.

— Знаешь, песня пишется для одного исполнителя. В дуэте… — задумчиво произносит он, пока наши ноги бредут по тротуару, — …у каждого певца своя роль. Каждый знает, что хочет сказать. Но когда ты миксуешь, то берёшь песни, созданные каждая отдельно друг от друга, и смешиваешь их. И хотя они должны звучать отдельно, вместе — это полное безумие, не имеющее никакого смысла, но каким-то образом всё получается.

Я срываюсь и бегу мимо него вниз по улице.

— Стой, что случилось? — говорит он.

— Я не могу этого сделать.

Маккенна останавливает меня и разворачивает к себе.

— Нет, ты можешь, Пинк. Ты можешь это сделать.

— Когда я с тобой, меня это разрушает! — кричу ему в лицо.

Он пристально смотрит на меня и обхватывает плечи. В душе поднимаются гнев, разочарование и любовь — да, любовь! — но мой голос слаб и несчастен.

— Чего ты хочешь, Маккенна? Чего ты от меня хочешь?

Он сжимает челюсти и смотрит на меня глазами, которые кричат о своей муке.

— Однажды у меня было твоё сердце, Пинк, и этого было недостаточно. Теперь у меня есть твоё тело, но этого тоже недостаточно. — Маккенна держит моё лицо, чтобы заставить меня смотреть ему в глаза, и требует: — Я хочу твой разум, твои мечты, твои надежды, твою грёбаную душу. Я хочу всё это.

Чувствую себя так, словно только что проиграла битву.

Чувствую себя... разрушенной.

Я обманываю себя, что ненавижу его, но я не испытываю к нему ненависти. То, что я чувствую к нему, неизменно и неудержимо. Ничего в моих чувствах к нему не изменилось — изменились другие чувства. Раньше я была в восторге от любви к нему. Я чувствовала себя цельной, взволнованной, счастливой оттого, что была полна ожиданий. Потом он ушёл, и я возненавидела чувство любви. Это разъедало меня, разъедало изнутри, преследовало. И вот я здесь, думая, что могла бы найти успокоение, деля с ним постель. Поцелуи. Узнавая больше о нём и о том, что он делает. Мне это слишком нравится.

Я не могу обманывать себя, обвиняя его в своих ошибках. Не могу обманывать себя, обвиняя его в том, что я не могу его забыть.

Мой гнев был маскировкой. Но теперь он сорвал с меня маску.

И я... Люблю... Его.

До сих пор. Всегда любила и всегда буду любить. Я люблю этого мужчину — этого бога рока — так же сильно, как барабанщик любит игру на барабанах. Но мне ясно, что мы никогда не сможем быть вместе, даже если произойдёт чудо, и он сможет полюбить меня в ответ и быть верным только мне. Даже тогда это никогда не сможет сработать.

Никогда.

Он не в курсе, он не имеет ни малейшего представления. Но я-то знаю.

— Ты не можешь получить всё, — шепчу я, молясь, чтобы он не услышал дрожь в моём голосе. — Ты всё это уже забрал. Ты забрал всё, и теперь мне больше нечего отдавать.

— Послушай меня, — тихо говорит Маккенна приказным тоном, заставляя меня поднять взгляд на него, на его лицо, выражающее непреклонную решимость. — Женщина, которую я вижу сейчас, — не ничто, она — всё. Всё. Ты тоже сломала меня, Пинк. Мы... оба сломаны.

Он лезет в карман джинсов, и я удивлённо моргаю, когда вижу кольцо, которое он протягивает.

Его кольцо-обещание.

Это кольцо-обещание?

Что ты мне обещаешь?

Себя.

В желудке скручивается тугой узел, когда я вижу знакомое кольцо из жёлтого золота с крошечным бриллиантом в центре, удерживающимся шестью закрепками и словно умоляющим о внимании.

— Не надо, — шепчу я.

Он сжимает челюсти.

— Пандора, я оставил тебя не потому, что хотел этого. Я ушёл, потому что был вынужден.

— Нет. Неправда.

— Я, блядь, был вынужден. А если ты мне не веришь, то можешь пойти и спросить свою мать.

— Что? — Слёзы застилают глаза. — Какое она имеет ко всему этому отношение?

— Она никогда не хотела, чтобы мы были вместе, детка. Уверен, для тебя это не новость.

— Это совсем не значит, что ты должен был дать ей больше власти над нами, чем она уже имела надо мной.

— У неё была власть над моим отцом. Над его приговором. — Его лицо становится каменным, а голос — жёстким от ярости. — Она предложила сократить ему срок, если я оставлю тебя в покое. Она сказала мне, что я не стою и минуты твоего дня, потраченного впустую на размышления обо мне. Я пообещал ей, что вернусь за тобой, чёрт возьми, я сказал ей, что буду достоин дочери любой женщины, особенно её дочери. Я ждал только одного — когда мой отец отбудет свой срок. Я много лет планировал вернуться к тебе, Пандора!

— Нет! Маккенна, ты хоть понимаешь, что говоришь?!

— Я говорю тебе правду.