Разящее копье

Лао Шэ Разящее копье

Дом, где раньше помещалась «фирма» телохранителей Ша Цзылуна, давно превратился в обычный заезжий двор…

Восток не мог не пробудиться от глубокого сна. Гром пушек заглушил рев тигров в малайских и индийских джунглях. Люди спросонок протирали глаза, молились богам и предкам; вскоре они потеряли свои земли, свободу, независимость. Люди другой расы стояли у дверей, и дула их ружей еще дымились. Разве могли теперь помочь длинные копья, отравленные стрелы и толстые щиты, ярко расписанные цветами и змеями? Даже предки и боги, в которых они верили, потеряли силу. Китай драконового знамени перестал быть загадкой; появились поезда, рельсы пересекли могилы предков, растоптали местные святыни. Оранжево-красные знамена с кисточками, мечи с ножнами из зеленой акульей кожи, звенящие колокольчиками уздечки, острословие, крепкая брань всевозможных бродяг, слава и доблесть, а вместе со всем и Ша Цзылун, его военное искусство и предприятие минули как сон, как вчерашний день. Сегодня – поезда, скорострельное оружие, торговля, террор… Поговаривают даже, что нашлись люди, которые хотят отрубить голову самому императору.

То было время, когда телохранители потеряли кусок хлеба, а революционная партия вместе с просветителями еще не начала пропагандировать национальное военное искусство.

Кто не знал Ша Цзылуна, невысокого и худого, быстрого, крепко сбитого, с глазами, горящими, как звезды в морозную ночь? Теперь Ша растолстел. Он занимал три северные комнаты в заднем дворе, его славное копье стояло в углу, а во дворе устроили голубятню. И только по ночам, заперев ворота маленького дворика, Ша снова пробует свой коронный «удар, поражающий пятерых тигров». Это «разящее копье» с его «поражающим пятерых тигров ударом» двадцать лет удерживало за ним на всем Северо-Западе славу «Ша Цзылуна с волшебным копьем», не знавшего себе равных. Теперь и копье и искусство не могли больше приумножать его славу, и, только поглаживая гладкое, холодное, твердое и дрожащее копье, он находил – пусть небольшое – облегчение своему страданию. Лишь по ночам, держа в руке копье, он мог поверить, что «несравненный Ша Цзылун» – это он сам. Днем он не очень любил говорить о военном искусстве и прошлых временах; его мир унесло ураганным ветром.

Обученные им когда-то молодые люди изредка еще навещали учителя. Почти все они опустились и нигде не могли применить свое мастерство. Многие выступали на ярмарках и храмовых праздниках, притопывали ногами, раскладывая свои принадлежности, проделывали сальто, а попутно… торговали таблетками, дающими великую силу. И все это, чтобы заработать пару-другую медяков. Иные из них в самом деле не могли сидеть без дела – плели корзины для фруктов, возили на рынок фасоль и спозаранку выходили на улицы, громко зазывая покупателей.

В те времена мясо и рис были дешевы, и всякий, кто хотел заработать силой своих мускулов, не остался бы голодным. Но не таковы были эти люди. Запросы соответствовали аппетитам: сухие хлебцы и наперченные лепешки' были им не по вкусу. И они предпочитали выступать на ярмарках – конечно, в сравнении с работой телохранителя все эти фокусы были сущей безделкой, но все же давали им возможность продемонстрировать свое искусство. Выступления – занятие унизительное, приходилось подобающим образом наряжаться – ну хотя бы в синие атласные шаровары, белые куртки тонкого полотна, туфли, украшенные рыбьей чешуей, или синие атласные туфли с вышитыми на них головами тигров.

Ученики «Ша Цзылуна с волшебным копьем» (хотя сам он учениками их не считал) должны были ходить повсюду, чтобы показать себя, участвовать в храмовых праздниках ради одного-двух юаней, а иной раз и ввязываться в драки. Когда денег не было, они шли к Ша Цзылуну. Старый Ша не был жадным, он им не отказывал, не отпускал с пустыми руками. Но когда его просили научить каким-то приемам – будь то для драки или же просто для выступления, приемам защиты (как голыми руками отнять нож) или удару «голова тигра», – старый Ша обращал разговор в шутку, спешил уйти или говорил: «Чему еще учиться! Давай-ка лучше согреем чаю!» – а иной раз и просто-напросто выпроваживал своих учеников. Они никак не могли понять, что творится со старым учителем, и расходились недовольные.

Но повсюду они пели Ша Цзылуну громкую славу. Делалось это с двоякой целью: во-первых, показать, что свое искусство они заимствовали от настоящего учителя, что оно подлинное, а не поддельное, и, во-вторых, чтобы подзадорить старика – вдруг кто-нибудь да не поверит и пойдет разыскивать самого Ша Цзылуна. Неужели и тогда он не продемонстрирует своих заветных приемов? А посему: «Учитель Ша ударом кулака свалит быка, пинком забросит человека на крышу дома, и – заметьте! – без особых усилий». Сами они такого, конечно, не видели, но, чем чаще повторяли эти слова, тем больше верили в их истинность: могли указать даже время и место и поклясться, что это правда, сущая правда!