Разящий клинок

— Чем ты готов поклясться? — спросил сэр Хартмут.

Шип покопался в памяти. Он соображал, пока его марионетка не выдала кривую улыбку.

— Моим именем.

— На таких условиях я готов заключить союз. — Сэр Хартмут повернулся к де Маршу, который изо всех сил старался сохранить бесстрастное выражение.

— Последнее, — сказал Шип.

Сэр Хартмут напомнил ему обо всем ненавистном в людях, особенно о борьбе с ними.

Тот поднял бровь. Несмотря на бацинет, это был выразительный жест.

— Мне достанется Гауз. А Мурьены будут убиты — все до единого. — В голосе Шипа обозначилась сталь.

Хартмут отвесил поклон.

— Рад сообщить, что я даже не знаю, кто это — Гауз. Что же касается Мурьенов... — Он щелкнул пальцами.

На расстоянии орлиного полета — более чем в двухстах милях восточнее — ворожила Мэг. Как и Морган Мортирмир, и Красный Рыцарь, и все мужчины и женщины, способные обуздать потенциальную силу и передать ее тем, кто в состоянии исцелиться. В овине воняло дерьмом и кровью. Людей уносили в места почище, как только вправляли им кости и зашивали животы — или как только глаза их навсегда закрывались от боли.

Далеко не вся эта работа была герметического свойства. Даже при содействии Амиции с далекой Южной переправы, даже при всем усердии в обучении и практике кровь зачастую приходилось отчищать вручную. Йозеф бен Мар Чийя, яхадут, трудился, пока не падал, сраженный сном; потом вставал и снова брался за дело, неизменно дополняя герметическое искусство мастерством лекаря.

Он был не один, кто трудился еще и в реальности.

Отец Арно три дня не покладал рук. Мортирмир покачал головой над горой требухи, которая некогда была пищеварительным трактом, и отпустил душу раненого на покаяние; Мэг сидела марионеткой с обрезанными нитками, уже не в силах оплакивать возлюбленного и мальчишек, которые умирали, заглядывая ей в глаза и цепляясь за несбыточную надежду; когда же Красный Рыцарь осознал, что полностью истощил потенциальную силу и больше ничего не может сделать, он поднял взгляд и увидел отца Арно склонившимся над Помойным Уиллом — парнишкой всего лишь с рассеченной ногой. Рана была получена во дворе овина, загноилась и теперь могла стоить мальчику жизни.

Священник что-то пробормотал и содрогнулся. Он воздел руки и помолился. И еще раз, и снова.

А паренек умер.

Отец Арно поднялся с колен и протяжно выдохнул. Затем перекрестил лоб паренька и молвил:

— Да пребудет с тобою Христос в твоем странствии. Пусть тебе впредь сопутствует не боль, а радость. — Он подошел к другой груде мяса на пропитанной кровью соломе — когда-то эта груда была человеком по прозвищу Камышун. Однако на сей раз он и пытаться не стал лечить его раны. — Я просто сменю повязку, — объявил он бодро.

Глядя на священника, Габриэль хотел что-нибудь сказать, но ничего не шло в голову. Поэтому он остался стоять столбом, положив руку ему на плечо. А потом пошел искать Мэг.

Та сидела на стуле, на который рухнула, свершив последнее чудо герметической медицины. Рядом была ее дочь Сью; Кайтлин де Тоубрей держала Мэг за руку. А сзади стоял Плохиш Том.

Мэг подняла глаза.

— Я не сорвусь, — сказала она.

Габриэль Мурьен взял ее за другую руку.

— Не стану прикидываться, будто не думал об этом.

Мэг отвернулась.

— Когда-нибудь это должно было случиться. Неужели по-настоящему сильный практик теряет разум? Ужасно. Боже нас упаси.

Он сколько-то простоял подле нее на коленях. Внезапно и без предупреждения Кайтлин — уже совсем на сносях — издала надрывный стон и ударилась в слезы, а мигом позже к ней присоединились Мэг и Сью.

Габриэль Мурьен сохранил способность расплакаться — не очень громко, и слез было мало.

Плохиш Том схватил его за плечо задолго до конца плача по Ланторну.

— Тебе нужно выпить, — сказал он, вывел Мегас Дукаса из овина и увлек через грязь и кровь в зеленые поля.

Шатер герцога стоял на чистой лужайке.

Том подвел Красного Рыцаря к стулу и усадил. Тоби омыл ему руки. Габриэль следил, как стекает застарелая кровь. Быть может, излишне пристально.

— Том, кровь у меня и под ногтями, — заметил он.

— Ну да. Ты же людей убивал.

Тоби налил вина. Подтягивались другие. Красный Рыцарь увидел госпожу Элисон, которая, само собой, отличилась в бою с истриканцами, и Гельфреда, возглавившего ту последнюю операцию. Мысли немного путались.

— Зачем ты пошел к Мэг? — спросил он.

Том вытянул ноги.

— Да как же, утешить вдову, — ответил он. — Сделал ей предложение, — продолжил он и как бы с обидой добавил: — Она отказала.

— Изюминке не говори, — посоветовал Красный Рыцарь и поднял кубок.

— Старые боги — ты и правда злая скотина! — отозвался Том, пристукнув своим о стол. — Слишком слабое пойло. Я возьму медовухи.

Он удалился, а Изюминка подоспела.

— Что с ним такое? — спросила она, нырнув под полог шатра.

Она таращилась на графа Зака, который выделывал на поле конные трюки, как человек годами намного моложе.

— Ты и сама знаешь, — ответил Габриэль.

Через час все изрядно перепились. Плохиш Том стоял за столом, держа огромный рог с медовухой, и над лагерем громыхал его смех.