Разящий меч

Дмитрий улыбнулся, но ничего не ответил. Рядом с ним сидел Юлий, бывший раб Марка, а теперь консул в Совете плебса. Эндрю улыбнулся, глядя на слегка смутившегося человека. Хорошо, что Марк послал для переговоров именно его. Разумеется, на эту роль годились и сам Марк, и Винсент, но зрелище бывшего раба, ныне представляющего Рим, грело сердце. Двухпалатное римское правление — сенат для патрициев и палата для плебеев — вовсе не удовлетворяло радикалов-республиканцев как в Риме, так и на Руси. Но по плану Винсента, как осознал Эндрю, оно лучше всего подходило для военного времени. Потом его можно будет усовершенствовать, если, конечно, они сумеют пережить это время. Винсент говорил, что экономическая революция и индустриализация вскоре сделают класс патрициев пережитком, чем-то вроде палаты лордов в Англии. Юлий же, хотя и был новичком в политике и не обладал жизненным опытом Калина, тем не менее быстро учился. Однако во время военной угрозы Калин и Марк правили скорее как диктаторы, признавая, впрочем, авторитет Эндрю во всем, что связано с военной деятельностью.

Эндрю заметил любопытную вещь. Сам он отказывался от всяких постов, так как стремление к ним казалось ему проявлением глупого тщеславия, в то время как Ганс, Винсент и больше сорока других людей стали командирами бригад и более крупных соединений по его приказу. Он же так и оставался полковником. Ганс тоже сохранял свое сержантское звание до тех пор, пока не стал командовать бригадой, и получил свою первую звезду уже как бригадный генерал. Во всей Валдении был только один полковник. Вот так и вышло, что чин полковника оказался здесь самым высоким.

Эндрю посмотрел на Буллфинча, глаз которого прикрывала черная повязка, делая его похожим на пирата прежних времен. Молодой человек уже почти оправился от ужасного ранения, полученного в битве при Сент-Грегори, как назвали сражение, в котором столкнулись два флота. Однако нужно признать, что ранение никак не повлияло на юного лейтенанта, разве что превратило его в романтического героя, за которым постоянно бегали девушки. Похоже, они считали молодого адмирала совершенно неотразимым. «Уж чем наша профессия и награждает нас с избытком, так это шрамами», — кисло подумал Эндрю.

Рядом с адмиралом сидел отец Касмар, глава церкви и высший судья всей Руси. Одет он был в простую черную рясу без всяких украшений. Поймав взгляд Эндрю, он улыбнулся и кивнул:

— Теперь вы чувствуете себя лучше?

— Спасибо, отец, намного лучше. — Когда до нас дошла весть о твоей болезни, — произнес Калин одобрительно, — отец Касмар каждый день отслуживал молебен за твое выздоровление.

— Ну вот, вашими молитвами я снова на ногах.

— По правде говоря, это была молитва за нас всех, потому что без тебя, друг мой, мы бы ничего не смогли сделать, — сказал Калин.

Эндрю промолчал — подходящего ответа на подобное утверждение ему, как всегда, не приходило в голову.

В дальнем конце вагона он увидел Чака Фергюсона рядом с Джеком Петраччи. Молодой инженер, приложивший руку чуть ли не ко всем техническим изобретениям в этом мире, блестящими, как обычно, глазами смотрел куда-то в неведомые дали, словно видя там воплощение новых идей, которыми, казалось, была наполнена его голова. Эндрю мысленно увидел того Чака, который предстал перед ним в первые дни войны — войны на Земле, где их противниками были такие же люди, как они сами. Тогда он почувствовал, что этот молодой человек вряд ли будет хорошим солдатом. Чаще других он валялся на больничной койке, переболев всеми болезнями, какие только можно подхватить в солдатском лагере, не отличающемся особыми удобствами. А выйдя из госпиталя, он пытался совершать марш-броски со всеми наравне, но обычно к вечеру сержант Барри или кто-нибудь из его добровольных помощников тащил мушкет Чака, потому что сам он едва передвигал ноги. Но он не сдавался и не давал себе никаких поблажек. Эндрю не раз предлагал ему место в арьергарде вместе с квартирмейстером и его помощниками, но Фергюсон всякий раз раздраженно отвечал, что вполне справится со своими обязанностями. Слава Богу, он выжил, — подумал Эндрю, и снова посмотрел на солдата, который в этом мире не выстрелил ни в одного врага, но в то же время сделал для их спасения больше, чем все остальные.

Последним сидел Гамилькар, его лицо скрывалось в тени. Калин и Ганс возражали против его присутст-