Разин А. А. "Человек тусовки"

Рука горячая, как утюг, и сам я весь горю. Значит, мне казалось, что я просыпался, открывал глаза, это был сон, мёня словно придавили тяжелой бетонной плитой, и я никак не мог вырваться из окружения кошмаров, но они словно настоящие, точь-в-точь напоминают ту, давнюю картину, когда я, вырвавшись из этой жуткой квартиры, часа два бежал по городу сам не зная куда. Они, вероятно, перепугались, они стали звонить, извиняться, всякое, мол, бывает, когда человек выпьет, но этого не надо бояться, это естественно, потому что в человеке таится такое, и оно требует выхода. Но когда я сказал, что ничего не помню, крепко выпил на голодный желудок, голосок У Сергея Саввича изменился, он снова начал говорить о том, что Всеволод Анатольевич по-прежнему хочет меня видеть, он уже разговаривал с нужными людьми, и те пообещали заняться мною вплотную, сперва немного поучат, и голос поставят, и эстрадными манерами займутся, а потом сами побеспокоятся, чтобы я без преград вышел в большой свет, но...

- Что - но?- спросил я у склеенной местах в десяти трубки.

- Но ты повел себя немного не так, ну, не так, как я говорил, Всеволод Анатольевич немного расстроен, я ведь успел сказать ему, что все будет в порядке, но с тобой вдруг что-то случилось.- И тогда я снова вспомнил его слова, его шепот "Подчинись ему, уступи во всем ..."

- Послушайте, Сергей Саввич!

- Да, да, слушаю тебя очень внимательно. Ц И я такое сказанул. Точь-в-точь, даже с такой же интонацией повторил непревзойденный десятиэтажный мат моего северного мастера Федора Ушанова. Когда у нас все замерзало, даже душа, которой уже негде было спрятаться на проклятой. верхотуре, он полузамерзшими губами выговаривал свой мат, а потом добавлял; авось, ребята, не подохнем, а не подохнем тута, на этом ветрище, значит, будем долго-долго жить в любых условиях, хуже этих на свете нема. И когда я однажды поскользнулся и рухнул вниз, он, рассказывали, заорал таким матом на всю округу, что наморозь со стен начала осыпаться: "Убили, убили детёнка!". А когда примерно через неделю я к удивлению врачей открыл глаза и понял, что нахожусь не на том, а на этом свете, я снова услыхал его мат: "Будет, такую твою, жить сынок, будет!". Он первый сказал мне, когда через два месяца меня выписали из больницы, чтобы я улепетывал куда глаза глядят, деньжат прикопил, учиться могу пойти, а то и ко всем чертям, но только чтобы не оставайся, это наше дело, жэковское, пропадать тут до скону века, а ты беги, если жить хочешь.

Так вот, я загнул мат со всеми интонациями дядьки Ушанова, и трубка замолчала, в ней больше не было гнусного голос Сергея Саввича, а шли нервные короткие гудки.

- На, выпей таблетку,- сказал Автандил.- Японская, нервы делает стальными.

- Пошел ты со своей таблеткой!- заорал я на него.- Еще отраву подсунешь. Скажи, чтобы принесли чаю, много чан

- А может, бассейн с сауной? - со слабой надеждой спроси! Автандил.

- С меня премиальные ....

- Устал слушать,- буркнул Автандил.- Ты сам оденешься или прислать новую солистку?

- Послушай, а кто ее нам подсунул? - спросил я.

- Да, Распутин, ты полностью спятил. Да тебе же всучил ее твой любимый композитор.

- Ах, да, вспомнил.

- На, все-таки выпей таблетку. Тебе надо.

- Давай, если погибну, тебя будет судить вся мировая общественность.

Автандил захохотал:

- Вот тогда я уж точно получу чек на миллион долларов.

Не язык, а змея! Он исчез, а я еле натянул джинсы и майку. Глянул в зеркало. Ну и рожа! Скоро фанатки будут бросать не цветы, а камни. Автандил прав - мне надо больше отдыхать. Оказалось, что бассейн и сауна есть прямо в гостинице. Вадим долго меня массажировал, до каждой косточки, а потом Автандил подливал воду на камни, а он парил. Я лежал на верхней полке, выполняя команду Вадима: "Тебя здесь нет, оставь свое тело", и вспоминал нашу северную баньку, которую лично соорудил Ушанов. С сорокаградусного мороза, полуживые, мы летели в обжигающую теплоту, парились так остервенело, будто холод пронял нас до самых костей и никак не хотел выходить, потом дядька доставал спирт, тушенку и, с каждым глотком пьянея, долго б рассказывал мне о своей жизни. И всегда заключал одним: "Беги отсюда, паря, у тебя все должно быть иначе". Я долго, часа два, плавал в бассейне, потом снова сидел в сауне, пил чай и постепенно приходил в себя, избавляясь от ночных кошмаров и усталости.

- К тебе тут с утра рвутся журналисты,- сказал Автандил, когда мы вышли из сауны.- Что им сказать?

- Все разговоры после обеда, часа за два до концерта.

- Хорошо. Обедаем в ресторане?

- Нет, пускай подадут в номер.

- Я так и думал. Наш человек уже на рынке.

- Только ничего лишнего, вы раскармливаете меня.

- А я о том ты начнешь возмущаться, что тебя морят голодом. Нет уж, на столе будет все, а ты сам выбирай ...