Разин А. А. "Зима в стране "Ласкового мая".

Но мне рассчитывать на помощь следователей по особо важным не приходится. Мне предстоит баня. Выкручусь, значит, завтра улетим без потерь. Нет - возможно, так и останемся в песне... Даже взгрустнулось от таких мыслей. Но надо настраиваться на серьезный лад, а то быстро ущучат.

Ведь что произойдет в бане? Наперед знаю. Выпьем, расслабимся, заговорим "за дружбу", и в это безмятежное мгновение откроется дверь, и войдет какой-нибудь амбал с тазиком кипятка. Все ж таки я не оригинален, и кипяток давно и прочно вошел в арсенал борьбы за большие деньги. Войдет и скажет:

- Давай, дорогой, расстанемся по-хорошему. Пусть кто-нибудь везет деньги, или я случайно сейчас споткнусь...

Что остается голому человеку? Платить. Правда, рэкетиры народ боевой, но не слишком творческий, не склонный к импровизациям. Они любят проверенные методы, которым их научили на зоне паханы. Обварить кипятком, придушить полотенцем, приставить к горлу пику. В основном такой джентльменский набор. А когда что-то не срабатывает, они впадают в недоумение. На этом и нужно играть.

Словом, я поехал в баню.

Представьте себе средневековую улицу, где за глинобитными дувалами идет какая-то абсолютно непонятная европейцу жизнь, машина вдруг останавливается возле неприметного дома. Простая дверь. А за ней... Сказки Шехерезады. Тысяча и одна ночь. Утехи эмиров и шейхов. На огромном ковре истекают соком невероятные фрукты. Благоухает шашлык, и манят затейливые сладости. Видениями порхают девочки, ничуть не уступающие герлам из московского "Националя". И над всем этим улыбающийся Рустам.

- Андрюша, дорогой, большое тебе спасибо. Сейчас мы по обычаю закусим и отдохнем. Заказывай.

Оказывается, где-то рядышком наготове стоит официант. "Тысяча и одна ночь", оказывается, имеет форму некоего государственного бардака.

"Вот это мне и нужно", - возликовал я и сделал такой грандиозный заказ, что Рустам убедился - Разин клюнул, парилка состоится, а значит, все пройдет по плану. Краем глаза я заметил исполнителей. Все те же парни в адидасах. Мелькнули и скрылись. Но теперь я был спокоен. В последнюю минуту я шепнул шоферу, чтобы он резко завел мотор, открыл двери и, как только я выбегу, дал по газам. Так быстро я никогда не бегал. Я обогнал крик Рустама.

- Ты че, Андрюха?!

Двери хлопнули, и машина, в которую умудрился набиться весь "Ласковый май", рванула вдоль глухих стен. В заднее стекло было видно, как кто-то, видимо, из авторитетов, дубасил не выполнившего задание Рустама. Всю ночь мы простояли на какой-то забытой богом улочке, где нас не нашел бы никакой рэкет.

А наутро в гостинице, куда мы приехали перед аэропортом, нас ждали переворошенные сумки...

Рэкет не удался.

Мы шли по залитому белым солнцем аэродрому к голубой лодке "Ил-86", и я думал: жаль, что не очень охотно артисты рассказывают о рэкете. Стесняются, боятся. И потому многие думают, как им хорошо и свободно живется. У самого самолета с нами поравнялась группа каких-то людей, и мальчишка, впервые увидев "Ласковый май" так близко, вдруг спросил меня:

- Разин, как ты сам, ваше? Я ответил ему серьезно:

- Ваще нормально. Все путем.

глава 4 - В погоне за Шатуновым

Ледовое побоище

Он только и успел дойти до слов: "Лед с витрин голубых...", как, перекрывая шлягер Сереги Кузнецова "Белые розы", над стадионом пронесся хруст. Толстенные барьеры для стипл-чеза, которые еще утром являли крепость и мощь, разлетелись в щепы. Полутысячная толпа пацанов и обезумевших фанаток со спринтерской скоростью бросились к центру поля. Не часто увидишь такую резвую толпу. Казалось, она подобно урагану все сметет на своем пути. Я сразу же понял - их не остановить. К сожалению, подобный опыт имелся... Хваленые омоновцы в своей черной форме лишь провожали взглядом бегущих - а что, спрашивается, делать с четырнадцатилетней девчонкой? Не дубинкой же объяснять, что безумство на стадионе не входит в стоимость билета? '

Я понимал - остаются считанные секунды перед непосредственным контактом с возлюбленной публикой, и, как Наполеон, бросил в бой старую гвардию - наших охранников, стыдливо закамуфлированных в разных отчетах под гордым именем "машинистов сцены".

Старая гвардия, как и под Ватерлоо, доказала, что она готова умереть за императора, но не более того... Натиск толпы оказался слишком могучим... Через мгновение бригадир охранников, обладатель какого-то там дана каратэ, Витя лежал на изумрудном газоне под кроссовками весело щебечущих фанаток.