Разлив

Он быстро скинул рубаху и побежал к колодцу. Долго с приятной дрожью полоскался в корыте для лошадей, покрываясь пупырчиками, как гусь, и, ничего не поев, накинул пиджак, пошел к парому.

Тун-ло переночевал в фанзе паромщика, встретился на дороге. Постояли в коричневой дорожной грязи, поговорили - так, ни о чем. С людьми встречаться не хотелось. Антон свернул с дороги и, пропитав росою штаны, вышел ниже речного колена. Оглянулся. Где кончалась забока, дымила черной трубой паромщикова фанза. На холмах паслись коровами сандагоуские избы, и церковный крест блестел на солнце, как игла. Из деревни по дороге к парому гусеницами ползли телеги. Глянул вниз - расстилалась меж раздавшихся сопок с помутневшей и вздувшейся пеной рекой васильковая, пахучая, хлебная, зеленоросая падь. Зуд пошел от сердца к голове и вниз через колени к пяткам. Сбежал на припек, развалился и, чувствуя, как млеет от сырости спина, долго лежал, ни о чем не думая. Только раза два вспомнил почему-то Каню и тогда улыбался.

Тун-ло встретил по дороге не одну подводу.

2

Тянулись мужики на поля с палатками на ночь, с сапками, с косами. Хоть не пришел Петров день, да буйная выросла за дожди трава. Тянулись с мужиками и бабы. У баб в телегах зыбки, а в зыбках ребята. Ребята кричали, и вместо сосок давали им бабы черный хлебный мякиш, смоченный слюной.

Тун-ло останавливался у каждой подводы и говорил:

- Не нужно ехать. Сегодня днем или ночью придет большая вода. Тун-ло знает. Никто не вернется домой. Много будет сирот в долине.

С гольдом приветливо здоровались, но назад никто не возвращался. Большая вода приходит постепенно, а баштаны оправились и заросли бурьяном. Не затем бог дал дождя, чтобы все труды пропали из-за травы. Тун-ло не любил повторять одну вещь одним людям два раза. Но следующей подводе говорил то же самое. Однако и следующие подводы ехали дальше.

Всякий гольд думает мало, больше созерцает. Но Тун-ло думал. Он думал, что среди русских людей много глупых и что, может быть, будет лучше, если их убавится.

В волостном правлении у Неретина застал старик Жмыхова.

- Посиди, - сказал ему Неретин.

Тун-ло снял шапочку, достал из синих шаровар трубку, длинную и тонкую, как соломина, с блестящим чубуком. Закурил, сочно причмокивая губами. Губы у гольда тонкие, обветренные, в красной шелухе, и голова белая, как дым.

Жмыхов говорил.

- И еще, Иван Кириллыч, зря пущаешь в волость разные газеты. Ни черта не поймешь - ясное дело. Присылал бы уж которую одну. Получше. Тебе, поди, известно. А то - и контрибуции, и "Голос" какой-то, и Учредительное собрание - черт-и поймешь...

- Насчет газет верно, - сказал Неретин. - Это наша ошибка. Исправим. Один ведь работаю, пойми, а делов много.

- А Кислый?..

- От Кислого по способностям. Так и со всякого другого. Тут поумней нашего люди нужны, только не идут. Сволочи.

Жмыхов посмотрел на ноготь большого пальца и, снимая отросшую черную каемку, спросил:

- И к чему придем?

Неретин вспомнил почему-то приходившего утром отца Тимофея. Лукавые его полтавские глаза особенно. Сказал, тихо посмеиваясь:

- Попа ты привез. Был он сегодня. Чудной. "Кончились вам денежки", говорю, а он: "Знаю, мне, мол, Жмыхов со Стрюком еще в Самаре сказывали". "Зачем же ехали?" - говорю. "Прополоскаться, говорит, на одном месте надоедает..."

И вдруг схватив на столе газету, крикнул Неретин, брызнув упоенно слюною:

- Вот к чему придем! Понимаешь?.. - И подчеркнул ногтем: "Вся власть Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов". - Это сначала, а потом дальше...

Называлась газета - "Красное знамя".

Жмыхов долго молчал и думал. Мигая седыми корявыми веками, бесстрастно сопел трубкой Тун-ло. Гольд мало думает, больше созерцает. Жмыхов снял черную каемку с другого ногтя. Медленно вытаскивая из головы слова, сказал:

- Понимаю снаружи... суть не понятна... Скажи...

- Суть бо-ольшая. Рассказывать все долго, а немного - можно. Если староверов-стодесятинников за землицу пощупаем, плохо?..

- Н-не знаю...

- А когда мельницу и лавку отобрать хотел, тоже плохо?

- Мельницу и лавку?.. - повел Жмыхов бровью и гаркнул прямо от сердца: - Хорошо!.. Ясное дело! Потому хозяева - жулики.

- Нет, не потому. Все, друже, хозяева - жулики. Ты не подумай, что мужики не жулики. А ихнего не возьмем.

- Тут без полбутылки не разберешься, - пошутил Жмыхов.

- А ты подумай... Или, лучше, почитай - ведь грамотный?

- Ясное дело, грамотный, других учил.

Выдвинул Иван Кириллыч из стола скрипучий ящик и сунул леснику потрепанную книжонку.

- На, почитай.

Жмыхов взял книжонку и листнул раза два волосатыми пальцами. Заинтересовался. "Прочесть, - подумал, - дома".

- А тебе, старик, что? - спросил Неретин гольда.

3

Тун-ло вынул трубку. Было ему девяносто три года, а зубы еще сохранились, только черные.

- Приехал я к тебе по большому делу, - сказал Тун-ло. - Ты прогнал объездчика, и это хорошо. Только это - половина дела.

- Говори.