Разлив Цивиля

Пришлось связаться по телефону с инспекцией и выклянчить десять тонн сортового ячменя. Цена, правда, оказалась высокой, но уж зато от таких семян можно ждать урожая, и тогда все окупится с лихвой.

Под вечер на поле у Осиповой рощи появилась на своем мотоцикле Марья.

При виде Марьи внутри у него все сжалось и заныло, как при зубной боли. Ведь сказал же, что между ними все копчено, так пет же…

— Сегодня я тебя буду ждать, — почему-то шепотом, будто их кто-то мог услышать в поле, проговорила Марья. — Ждать всю ночь. Слышишь? Если не придешь — не человек.

— Нe приду, — отрезал Павел.

— Ничего, придешь, — сказала это Марья чуть ли не с угрозой. — Придешь как миленький. Метиски-то твоей все равно нет.

Павла всего передернуло: будто у девчонки нет имени! Марья, конечно, называет так Лену, чтобы больней уколоть Павла и вызвать неприязнь к Лене. Но неужто она не понимает, что добивается этим как раз обратного?!

Зарокотал, затрещал мотоцикл, и вскоре Марья скрылась за поворотом лесной дороги. А Павел все еще стоял на опушке, и в ушах его звучал злой, мстительный голос Марьи.

Здравствуй, поле мое!

1

Лена уехала на пленум райкома комсомола и в Сявалкасы не вернулась. Не вернулась ни к своим коровам, ни к пионерам. Ее избрали первым секретарем райкома.

Сразу же по окончании пленума Александр Петрович сдал ей ключи от сейфа и круглую печать. Долго перебирал свои бумаги, письма, освобождая от них ящики стола.

— Вот, Леночка, я и отработался. Все, что мог, свои самые лучшие, самые горячие годы отдал комсомолу. Четыре года первым — это легко сказать!.. И если бы не письмо Генки Арсюкова, как знать, сколько бы еще я оставался на этом посту. Теперь же я, конечно, не имею морального права оставаться. Иду директором школы. Прощай, жизнь районная!

— Так тебе же предлагали инструктором райкома партии, — напомнила Лена. — Что не идешь?

— Эх, Лена, Лена! Ты хочешь, чтобы на меня тыкали: вон тот самый Завьялов, у которого комсомольцы ходят лечиться к знахаркам, вон бывший ходячий устав комсомола? Нет. Начну свою жизнь заново…

На том и попрощались, пожелав друг другу успеха на новом месте.

А уже на другой день Лену обступили со всех сторон новые заботы. Кто-то жаловался на то, что забор у стадиона упал, кто-то возмущался, что в клубах, кроме танцулек, ничего не бывает. А сколько развелось хулиганов! Почему райком комсомола не организует дружины по охране порядка — разве это не его прямое дело?..

Лена все выслушивала, делала пометки в блокноте, но пока ничего не обещала. Последнее это дело — обещать с легкостью необыкновенной, а потом не выполнять. Лучше уж не обещать.

Жила она пока в гостинице. Единственное окно комнаты выходило на центральную улицу городка, и от проезжающих машин стекла в нем тонко звенели. Ну, это бы еще ладно. А вот за стенкой — а стенка тоненькая, должно быть, комната когда-то была большой, и ее разгородили переборкой, — за переборкой этой до поздней ночи шумно режутся в карты. Ляжешь спать — хочешь слушай, как ругаются или смеются картежники, хочешь слушай, как скрипит собственная кровать с провалившейся сеткой. Потому-то Лена подолгу засиживается в своем кабинете, хотя и не всегда ей удается «пересиживать» соседей-картежников. И тогда долго не дает ей спать тоскливая мысль: неужели нельзя занять себя чем-то более интересным? Ну, в кино бы сходили или книгу почитали…

Велик ли городок, а уже не та, совсем не та обстановка, не та, ну что ли, атмосфера, что в Сявалкасах. Здесь уж не услышать ни пенья петухов, не услышать грустной песни молодого конюха Илюши… И Павла нет. Не с кем посидеть на уютной скамейке у ворот, поглядеть в набитый звездами пруд…

Не успели они как следует сблизиться с Павлом, а вот уже и разлука. Где он сейчас? Что делает, о чем думает? Может, как раз вот сейчас, в эту самую минуту, думает о ней…

От этой мысли Лене становится тепло на сердце. Мелкие заботы и огорчения дня уходят, отодвигаются, и ей хочется думать не о своих делах, а о том, хочет ли Павел видеть ее, а если хочет, то когда они увидятся… Сейчас сев, Павел небось с утра до ночи в поле, дел так много, что ему некогда и подумать о чем-то стороннем. Но ведь она, Лена, для него не что-то стороннее, и, значит, он должен и думать, и вспоминать ее… А когда они увидятся, надо ему сказать, чтобы не ходил пешком — мало успеешь, не везде доглядишь — пусть хотя бы коня себе завел… Жаль, что в райкоме комсомола тоже нет никакого транспорта, приходится ходить в колхозы пешком или ездить на попутных, и где тут везде успеть…

Лене хочется думать только о Павле, но мысли идут вперемежку, и хочет она того или нет, а нет-нет да и опять подумается о работе.