Разлив Цивиля

— Ладно, ладно, — выставил вперед ладонь Трофим Матвеевич, останавливая Павла. — Если бы все и дело-то было, что в плуге!.. Мне другое спать не дает и вот еще больного, не успевшего выздороветь, сюда гонит. Для выполнения обязательств по мясу ни у колхоза, ни у колхозников скота не хватает. Думаю, что долг перед партией, перед государством должен волновать не только меня одного, но и парторганизацию, и тебя, как ее секретаря.

— Когда брались обязательства, меня еще не было, — насколько возможно спокойно ответил Павел. — А обязательства дутые, невыполнимые.

— Мобилизующие! — повысил голос Прыгунов. — Мо-би-ли-зу-ю-щие! — повторил он, отчеканивая каждый слог. — Не для того я впрягался в свой председательский воз, чтобы плестись в обозе, отставать от поступи страны. Работать шаляй-валяй — это, дорогой, не в моем характере. Коль уж я сел на коня, то не хочу глотать пыль скачущих впереди. Рабочему классу нужно мясо — даю, нужно молоко — даю. Нашу работу партия ценит не по словам — словами никого сытым не сделаешь, — а по количеству произведенной продукции. И если парторг не понимает этого, то… то… — от охватившего его волнения Трофим Матвеевич так и не нашел подходящего слова, а только выразительно махнул рукой и отвернулся к окну.

— Тогда что, и мне, как Виссариону Марковичу, надо ехать покупать и сдавать скот?

Павел сказал это с усмешкой, с иронией, но Трофим Матвеевич, должно быть, не заметил этого, потому что сказал:

— Вот это — разговор. В твоих руках легковая машина, в твоих руках деньги. Нужно будет — придется ехать. Зачинатель этого дела в районе — я, — последние слова Прыгунов произнес с гордостью. — Пока дураки спали, я на покупном скоте два годовых плана отгрохал, да своего скота сдал два плана. Ну, а за планы — машины, в один год три грузовика отхватил, за перевыполнение платили полуторные цены. На одном только покупном скоте колхоз выиграл сорок тысяч рублей.

— Но сейчас все это отменили, — опять спокойно возразил Павел. — Да и тогда такие махинации с планом…

Он не договорил. Трофим Матвеевич впился в него своими небольшими острыми глазками, и у Павла было такое ощущение, что он сверлит ими, как буравчиками.

— Ты еще… ты еще мальчишка. Государство — оно забывчиво: в одном месте берет с нас, в другом нам дает, да еще столько щелей к богатству оставляет. Так что всегда можно найти, куда войти и где выйти. Картофель и лук, поездки — хочешь на юг, хочешь на север. Своя продукция, что хочу, то и ворочу. И я в году не меньше десяти раз бываю то в Чебоксарах, то в Свердловске, то в Горьком. И каждая такая поездка оборачивается в пользу колхоза тысячами… Теперь все заговорили; «Сявал» в передовики выходит. А как выходит — в корень никто не смотрит.

— А чего тут смотреть? — спокойствие изменяло Павлу, он чувствовал, что весь напрягается, натягивается. — Это же получается не колхоз, а коммерческое предприятие.

— Ах, вон как! — Прыгунов вскочил со стула и опять забуравил Павла своими острыми глазами, — А как и чем можно было поднять колхоз? Как и чем платить колхознику?

— Земля должна быть главным источником богатства, — резко, убежденно сказал Павел. — С земли и брать.

— Ах, какой ты умный! Может, твоим плугом эти богатства выпашешь?

— Не только моим. А у вас тут отношение к земле самое наплевательское, если не сказать — варварское. Ведь по вашему указанию была проборонована зябь на Огороженном поле. Посмотрели бы, что там сейчас творится, сколько новых оврагов появилось. Да за такое…

— Ну, знаешь, я тоже не на асфальте вырос и в земле разбираюсь не хуже тебя. Ты что, ничего не слышал о выравненной зяби? Это же новый агротехнический прием. А ты называешь это варварством. Мало еще ты каши ел, чтобы меня учить!

— Другой и состарится, а дураком помрет, — вспылил Павел и тут же понял, что хватил лишнее, хватил через край.

— Это я дурак? — в свою очередь взорвался и Прыгунов. — От дурака слышу. Смотри-ка какой: без году неделя как получил новый портфель, а уже командует. Командуй где-нибудь еще, а в мои дела не лезь! Ответчик здесь я, отвечу и за землю, и за хозяйство. Меня на эту должность выбрал народ — ему я и отвечу, а не тебе.

— Зачем же мне? Ответите партии, коммунистам.

— Уже угрозы?

— С теми, кто портит землю, я и раньше воевал и теперь буду. А вы ее портите. Вот и заслушаем вас на партийном собрании.

— Да ты, парень, не смеши людей. Думаешь, тебя кто-то поддержит? Тебя Сявалкасы и знать не знают, что ты за птица. А меня знают. Все против тебя же обернется. Как говорят чуваши: не умеющий бить кнутом, по себе же и ударяет.

— Я погорячился, извините.

Теперь, немного поостыв, Павел понимал, что зря так резко разговаривал с председателем: разговор теряет свой смысл, если в нем на первый план вылезает уязвленное самолюбие.

— Я не знаю, поддержат или не поддержат меня коммунисты, но овраги на Огороженном поле так оставлять нельзя.