– И насколько он продуман? – кажется, Фрея начала понимать, как работает моя голова.
– Ну, примерно наполовину. В крайнем случае – процентов на сорок пять, – признался я. – Но, знаешь, кому-то и с двенадцатью процентами плана удавалось разрулить ситуацию. Верь мне.
– А у меня есть выбор? – в голосе Фреи слышалась некоторая обреченность.
Мой план не понравился Фрее так же сильно, как он не нравился мне. Но другого у нас не было. Пока мы шаг за шагом приближались к цели, продираясь сквозь тьму, я не думал о том, какова вероятность того, что все получится. Я не думал о том, что все провалится. Я не думал о том, что мы выиграем. Я вообще ни о чем не думал. Не чувствуя ни страха, ни даже волнения, я ощущал себя человеком, видящим кошмар, но осознающим нереальность происходящего. Как же это было глупо.
– Здесь, – выдохнула Фрея, когда мы остановились перед чем-то, раньше бывшим дверью.
Все было так плотно оплетено темными ветвями, похожими на терновник, что угадать, где был вход, можно было только по торчащей из зарослей ручке. Я потянулся к ней, но Фрея тут же меня остановила.
– Там же шипы.
Меч прошел сквозь толстые переплетенные ветви так, как прошел бы сквозь воздух. Тени терновника распались туманной дымкой и слились с тьмой, и только на двери осталась длинная царапина.
Фрея нажала на ручку, но та не поддалась, словно была подперта чем-то изнутри. Я тоже решил попробовать, но, как только я дотронулся до ручки, тут же отдернул руку. Кожу обожгло резкой болью, словно в нее вонзилось десяток иголок.
Боль прошла так же быстро, как и возникла. Только с ладони капала темная, почти черная кровь, которую я небрежно отер о рубашку. Дверь медленно и бесшумно отворилась. Последнее, что я заметил, бросив на нее взгляд, – ручку, оплетенную терновником.
По полу небольшой комнаты змеился светло-серый туман, он свивался клубами у кресла, словно бы, как живой, ластился к ногам той, что в нем сидела. Она смотрела в окно, будто вовсе и не ждала нас. За окном была тьма, такая непроглядная, как если бы стекло вымазали чернилами, но она будто бы что-то за ним видела.
Это была почти Линк. Те же темные, падающие на лицо волосы, болезненная бледность, даже платье то же самое, черное, с кружевными рукавами, только глаза совсем темные, неживые.
– Бессмысленно, – сказала она, не отрываясь от окна, – все уже кончено. Но мне все-таки интересно, зачем ты пришел.
– Я пришел договориться, – кажется, эта фраза слишком крепко засела у меня в голове.
– И о чем же? – Ее губы слегка дрогнули— так, будто она собиралась рассмеяться. – С чего ты вообще решил, что находишься в том положении, чтобы о чем-то со мной договариваться?
Я почувствовал, как у меня за спиной напряглась Фрея. Камень в ее мече засиял чуть ярче.
– Я собираюсь договариваться вовсе не с тобой, а с Линк. – Я скрестил руки на груди, мельком отметив, что раны на ладони больше не было.
– Но я же и есть Линк, неужели не узнаешь? – Она наконец посмотрела на меня, прямо в глаза, долгим тяжелым взглядом.
– Притворяться бессмысленно, Абелоун.
– Хорошо, пусть так. Но тогда как ты будешь говорить с Линк, ведь она тебя не услышит? – Она подобрала под себя ноги, устраиваясь поудобнее на кресле, и посмотрела на меня с нескрываемым любопытством, словно я пообещал показать ей интересный фокус.
– Это уже ее проблемы, услышит она меня или нет, – доверительно сообщил я богине бедствий, сидящей напротив меня, – потому что я собираюсь выдвинуть ей практически ультиматум.
– Да? – Абелоун оживилась еще сильнее, даже подалась немного вперед. – Любопытно. И какой?
– Слушай внимательно, Линк, – начал я, ощущая, как мною завладевает чувство, чем-то похожее на азарт, – я знаю, что ты сама призвала Абелоун. Скорее всего, случайно, но все же. Поэтому ты сама и должна изгнать ее. Если ты этого не сделаешь, то заняться спасением замка придется мне.
– О, я поняла, в чем состоит ультиматум! – перебила меня Абелоун. – Если ты очистишь замок от тьмы с помощью своей силы, то пострадают и те, в кого тьма успела пустить корни. Скорее всего, они умрут. Но и ты ведь тоже… – Она ненадолго замолчала, но все же продолжила: – Так что лучше откажись от это затеи. Я не хочу твоей смерти, да и смерти твоих друзей мне ни к чему.
– Мы все равно умрем, если ты уничтожишь мир.
– Родитесь где-нибудь заново, в первый раз, что ли? – фыркнула она.
– Может, тебе самой родиться где-нибудь заново?
– Я бы с радостью, – она скрестила руки на груди, недовольно глядя на меня, – но я намертво привязана к этому миру. Пока он существует, я не могу уйти.
– Тогда живи здесь спокойно, просто не вреди никому. – У меня начало складываться впечатление, что я разговариваю с капризным ребенком.
– У меня нет тела, чтобы жить, – выражение ее лица сделалось обиженным, – я могу лишь занимать чужое, когда мне удается сбежать. А я вечно где-то заперта. В Сердце, в Моркете, в фальшивом сердце. Мне надоело.
Я слабо понимал, о чем она говорит.
– Она? – переспросил я.