Разлом. Белый и красный террор

Автор в начале 1990-х годов, беря интервью у Владимира Ивановича Фирсова, любимца Шолохова, смоленского поэта, ставшего главным редактором журнала «Россияне», посвятил ему спустя некоторое время свое стихотворение, посвященное белому и красному движению. В нем были такие строки:

Красный флаг -
Это флаг не партийный,
Это кровь, эскадроны, фронты…
Красный фронт
С Белым фронтом едины!
Кровь одна пропитала бинты.
Дед один мой
С Деникиным вместе
И орловским своим рысаком
Уходил из деревни
В безвестье,
Не политикой — Верой влеком.
Дед другой
Под звездою и в шлеме,
Саблю лихо в аллюр обнажал…
И блестело натертое стремя,
Как его родословный кинжал.
Охладили раж Времени льдины!
Помирились в могилах фронты.
Красный флаг -
Это флаг не партийный,
Это кровь, что пролили деды!

Если бы моих дедов, крестьян казацкой крови, не мобилизовали белые и красные, они бы продолжали вести личные хозяйства, обеспечивая всем необходимым свои многодетные семьи, оставленные после их гибели на фронтах Гражданской на произвол судьбы.

В ходе беседы Владимир Иванович задел тему степени участия крестьянства против поползновений на его вольницу со стороны белых и красных. Он заметил, что в годы Гражданской войны в одинаковой степени деревня страдала как от белых, так и от красных. Многочисленные отряды белогвардейцев, красногвардейцев, партизан, анархистов и элементарных бандитских групп, перемещаясь в ходе боевых и грабительских действий в пространствах огромной России, в обязательном порядке «чистили» хутора, села, деревни, станицы — кушать хотелось всем. Они знали, что крестьянская хата или изба может смилостивиться и что-то дать «человеку с ружьем»: кусок хлеба домашней выпечки для утоления голода или какой-то кожушок для спасения от холода. Но были и такие из этих вояк, которые верили в удачу через элементарный грабеж. И надо отметить, что селянам было безразлично, кто и по каким мотивам у них экспроприирует нажитое: красные через продразверстку, белые — через идею о возвращении монархии, бандиты — через элементарный разбой. Реакция была одна — защищаться громадой. Крестьянская община при необходимости организовывалась и вооружалась быстро — вилы, топоры, пики-тычки, ножи и, конечно, огнестрельные трофеи…

Это сегодня нам, живущим пусть в худом, но все-таки в мире, кажутся верхом цинизма и жестокости взаимоотношения между людьми той эпохи, но на любой войне участники ее выбирают лишь между «плохим» и «совсем плохим», только так и можно. Это, знаете ли, не Перовская картина «Чаепитие в Мытищах, близ Москвы», где можно было утолить жажду чаем из вкуснейшей и кристально чистой воды своих родников того времени и порассуждать о бесценности человеческого бытия. Правда, на полотне нашла отражение неприглядная сторона реальной жизни — равнодушие сытого монаха к голодному нищему, покалеченному очередной войной, очевидно, солдату-инвалиду, с поводырем-подростком…

* * *

Февраль 1921 года. В один из его дней в сибирском селе Дубынке гулко и протяжно загудели колокола местной церкви. Это были не малиновые звуки очищения пространства и исцеления — без праздника, в будний день. Потом ударили колокола в тревожный прерывистый набат — колокольный звон особого строя. Он созывал крестьян на своеобразное вече, на котором было возвещено о начале одной из самых страшных трагедий, вошедших в летопись крестьянского восстания на юге Западной Сибири.

В каждом нестабильном обществе, а тем более в обществе, погруженном в атмосферу войны, быстро появляется своя «пятая колонна», а в гражданской — особенно.

Причина сигнала для сбора мужиков — реакция крестьян, восставших против продразверстки и Красной армии. У церкви быстро собрались крестьяне, яростные речи которых были направлены против местных активистов, «продавшихся большевикам», развязавшим войну с собственным народом. Призывы расправиться с сельсоветчиками, коммунистами, комсомольцами и милиционерами звучали все сильней и сильней. Этот зарождавшийся крестьянский мятеж в Дубынке перекинулся и на другие села Ишимского района Тюменской области. Крестьяне стихийно организовывались в Народную армию (НА), в которой существовал даже свой управленческий орган — штаб.

В результате кровавой резни Ишимская организация РКП(б) на 20 апреля 1921 года потеряла 406 человек убитыми и пропавшими без вести. Одиннадцать арестованных коммунистов доставили в штаб НА, где их с пристрастием допросили, а потом раздели донага и стали колоть пиками и ножами. А в ночь с 12 на 13 января изувеченных побросали на повозки и увезли на казнь, выкрикивая: «Безбожник, Бог тебя наказал, а не мы!»