Разлом. Том 2 (СИ)

— Ну, чего ждём?! — рявкнул Даэрон на ошарашенных вояк, застывших сусликами при виде легендарных магов. В гончих полетело ещё порядка двадцати бомб, с которыми они играючи справились. Им хватало лишь шевелить пальцами, а метательное меняло свою траекторию и приземлялось отнюдь не там, где планировалось. Канонада напугала не только коней апокалипсиса, но и тех трудяг, что в мыле тянули за собой экипаж. Лошади взбесились и понесли повозку по ухабам и ямам, отметая тщетные попытки возницы привести их в чувства. Мужику ничего не оставалось, как в панике рубануть мечом по ремням, отпуская, запряженную четверку. Кибитка, не рассчитанная на гонки с препятствиями, хрустнула колесом и завалилась на бок недалеко от места нападения.

Я похлопал по сумке, нащупав круглые бочки бомб, и вместе со всем отрядом выскочил из кустов. Наше, казалось бы, численное превосходство по щелчку пальцев магов изменилось сотворением танцующих мечей. По пять на каждого из гончих, они с завидной храбростью и жаждой крови бросились на наступающих, парируя и нанося ответные удары.

— Нам не выстоять долго! Освободи Эли! — крикнул Даэрон и всунул мне мешочек с пылью, отбиваясь сразу от двух парящих мечей. Он перетянул на себя внимание моего невидимого противника, позволяя припустить бегом к перевёрнутому экипажу. За спиной раздалось несколько взрывов, двимеритовая стружка от которых, стеной отгородила меня от общего сопротивления, блокируя магию гончих. У нас есть не больше минуты, прежде чем я снова окажусь в их боевой досягаемости.

Возница завидел меня издали, но не попытался защитить принцессу. Напротив, схватил свою шляпу и удрал, сверкая пятками, в лесную чащобу. Его дело малое — вези да вези. А за пролитую кровь ему никто не заплатит.

Я подскочил к перевёрнутой кибитке и попытался открыть дверь, но она то ли заела из-за деформации основной конструкции, то ли была заперта изнутри. В любом случае, несколько мощных ударов плечом и тонкое дерево хрустнуло под напором, жалко повиснув на одной петле. Несмотря на внешнюю непримечательность, внутри повозка была обшита дорогим бархатом благородных синих и бордовых цветов. В ворохе перевёрнутых подушек и нескольких чемоданов лежала бессознательная Эли. У виска выступила тонкая струйка крови и застыла, багровея на блендой коже. Бедняжка, закованные в наручники руки не позволили ей сгруппироваться или удержать равновесие при падении. И не постеснялся император отправить свою дочь в кандалах к будущему мужу.

— Эли…, - как можно бережнее я приподнял ее голову и убрал разметавшиеся волосы с лица. — Эли, ты меня слышишь? Ну же, девочка, открой глаза.

Вена на тонкой шее отбивала рваный пульс и даровала облегчение. Ей просто нужно немного времени, чтобы прийти в себя… просто немного времени. Которого, возможно, у нас и нет. Но без ее помощи мы не справимся… Я нырнул в мешочек Даэрона рукой и посыпал чёрные наручники пылью. С небольшой задержкой замковой механизм щелкнул и я снял с изящных запястий путы. Кожа под ними оказалась натертой до кровавых отметин, то заживавших, то вновь сочившихся кровью. Когда тяжёлые наручники упали в сторону, цокнув о дерево пола, Эли задышала иначе. Ведунья вдохнула полной грудью, словно двимерит ей мешал это сделать прежде и теперь она утоляет свою потребность в кислороде. На яблочках щёк появился лёгкий румянец и, казалось, обескровленные губы вновь приобрели свой прежний цвет.

Ее лицо расцветало и наполнялось жизнью, а я бессовестно пользовался мгновением ее бессознательности, чтобы запомнить каждую чёрточку и изгиб. Я так долго не имел удовольствия видеть ее и теперь казалось, что передо мной совершенно другая женщина. Время размыло образ в памяти, пусть и ревностно хранимый, так что теперь мне оставалось восстанавливать подлинность по крупицам. И оригинал оказался в тысячу раз прекрасней, чем преподносило мне скудное воображение и прохудившаяся лента памяти.

Когда ее ресницы дрогнули и на меня взглянули глаза цвета застывшего Байкала, на спине выступила испарина. Оказаться пойманным за столь пристальными разглядыванием мне казалось чем-то недостойным и недопустимым. Поэтому, столкнувшись с ней глазами, я тут же зажмурился и попытался подобрать слова в своё оправдание. И когда слоги стали складываться в слова, а слова в предложения, моей щеки коснулась рука. От неожиданности я открыл глаза и снова попал в плен. Не сбежать, не спрятаться, не скрыться. А сложнее всего признаться себе, что этого и не хочется.

Я тосковал. Вот в чем истина.

— Хвала всем богам, ты жив, — прошептала она, нахмурив шёлковые стрелки бровей. — Почему ты выглядишь… так?

Изумлённый скрытыми прежде переживаниями и эмоциями я совершенно забыл о своём новом виде. Градус неловкости и нелепость ситуации забили последний гвоздь в гроб моей самоуверенности. Старый дед… распустил тут слюни на прехорошенькую и молодую принцессу… челюсть бы не выронить. Даже доводы о временности этой личины не остужали пыл и желание быть в этот момент самим собой. Чтобы она не видела меня… таким.