– Как насчет предательского варианта? Он изменяет жене, а ты – принципу не участвовать в мужской измене. Уж падите на равных. Может, там и страдать не по чему, импотент импотентом.
– Мама! С ним ты незнакома, говори что хочешь. Но про меня…
– Вот-вот, дочка, только на это я и уповаю. Держи себя в руках и жди. Любое возбуждение сменяется торможением. Нормальный мозг всегда выбирает легкий и простой путь. Не подстегивай его, и он ни одной нервной клетки зря не сожжет…
С тех пор Даша не заговаривала с матерью о своей любви к Эдварду. На дипломатичные вопросы отвечала уклончиво и кратко, будто ей вдруг стало неловко, что он ею пренебрегает. «Почему я психую? – думала Ася. – Он никогда не решится на глупости. Настрадается, зарядится энергией для своих проектов, творец недоделанный, и уедет. А мы с дочкой поплачем вместе и забудем. Нет, ну что такое, красивая, тоненькая, умная, молодая, обеспеченная, а приходится реветь из-за самовлюбленного извращенца. Приравнял член к душе и мается всласть. Пусть тешит этим странным органом жену. Главная награда впереди – им даруют право и в раю вместе кайфовать, изображая взаимную любовь, чтобы не выгнали». Не будь Ася скромна, она могла бы собой гордиться. Не каждая дама способна возлюбить ближних так, чтобы желать им сказочных перспектив на земле и на небе.
С мая до сентября Даша пробуждалась рано, в какое бы время ни легла. И всегда в отличном настроении. Так действовал на нее летний утренний свет. Однажды в июне она заночевала у по други в комнате с зашторенными окнами. Проспала до часу дня. А в своей спальне даже прозрачный тюль не задергивала. И солнце ценило ее дружелюбное гостеприимство.
На сей раз, стоило девушке взглянуть на мобильный, терзавший ее полночи довольно унылым голосом Эдварда, радость исчезла. Точнее, ощутимо прошла из беспричинно улыбавшихся губ по всему телу вниз к кончикам пальцев ног, а из них, вероятно, в матрас. Даша превратилась в сгусток готовности к худшему – прилету английского друга Эдварда. Парень якобы решил лично взглянуть, каким медом тому в России намазано. И осторожный католик предупредил, что будет видеться с любимой только на работе. Нет, он не вынесет этого. Придется ужинать втроем. Один вечер. Ну, если друг ничего такого не заподозрит – два. Только не подряд. И да зарубит Даша на своем великолепном носу, она – переводчица, ассистент, не более того.
– Это – чистая правда, лицедействовать не надо, – тренькнула птичка из клетки служебных обязанностей таким голоском, что любой на месте Эдварда застыдился бы своего поведения. Отечественный браток раскаялся бы в бездушии, исполнился сентиментальности и хрипло пообещал: «Не дрейфь, вечером, типа, шампусика выпьем, тортик спорем».
Лондонский же денди все переводил на себя:
– Я боюсь, что не смогу скрыть любовь к тебе. Он все поймет и усомнится в моей моральной стойкости.
– Эдвард, немедленно успокойся. Что-что, а скрыть любовь ко мне для тебя не проблема.
Я сама не догадалась бы, что любима, куда уж твоему приятелю.
– Не сердись, Дашенька. Но компрометирующую информацию все вынуждены тщательно скрывать. Знаешь, какой силы это оружие, как часто враги им пользуются?
– Конечно. Теплых мест мало, завистников много. А чем талантливее, образованнее и удачливее человек, тем сильнее искус подловить его на нравственной нечистоплотности. Больше-то не на чем, вот и лютуют.
– Да, да. Я всегда поражаюсь твоему уму.
Терпению поразился бы, перед любовью шляпу снял. Ум ему нравится! Она послала бы любого другого такого зануду, но не этого. Его она понимала, ему сострадала и готова была жертвовать собой.
– Это любому дураку известно. Может, действительно не будем рисковать? Уедет твой друг, тогда снова начнем видеться чаще, – предложила Даша. И ровно спросила: – В какой гостинице он остановится?
– У меня. Зачем тратить громадные деньги, когда я один живу на большой площади со множеством спальных мест.