Разлучница. В плену прошлого

— Нет, — отрицательно мотает головой, — нет, малыш, это неправда.

— Еще как правда, — стою на своем. — Специально лезешь со своими милыми пошлыми глупостями, чтобы я смирилась с твоим решением. Нарочно так делаешь.

— Да нет же, — снова смеется. — Ты вкусная, как устоять?

— Не знаю, как хочешь. Не разрешаю так делать. Тема закрыта.

— Понял, — вздыхает и переводит взгляд на монитор. — Для тех, кто не может уснуть, — читает вслух название папки прямо по центру экрана. — Предусмотрительно.

За три года работы на Невзгодова я насмотрелась всякого. И в этих фотографиях и сухих отчетах не было ничего ужасающего, напротив, тела уже полностью разложились, так даже проще. Но видеть то, что осталось от Марины — жутко. По спине летит неприятный холод, а в душу пробирается мороз. Кажется, будто сердце замедляет темп, а кровь холодеет, не получая разгона. Просто скелет. От молодой красивой улыбчивой девушки остался лишь скелет. От заводной хохотушки, которой вечно не сиделось на месте.

— Надеюсь, они встретились, — мямлю с дрожью и моргаю, прогоняя мутную пелену перед глазами.

— Уверен, — серьезно отвечает Костя. — То, что было у них, дается раз в жизни и уж точно ей не ограничивается. Я был с ним в тот момент, когда он ее увидел. Своими глазами видел, как его повело. Знаешь, что сказал? — хмыкает.

— Что? — немного поворачиваю голову.

— Моя будет, — довольно копирует брата Костя.

— И все?

— И двинул буром. Она в большой компании, девушки, парни в дорогих шмотках, стоят, понтуются ключами от тачек. И он, в драных кедах и разодранной до мяса рукой и ногой от первого знакомства с мотоциклом отца. За запястье ее выдергивает из толпы, делает снимок на мобильный и передает ей, чтобы записала свой номер. Даже не представился. Хотя, судя по те плывшей роже, с которой он ко мне вернулся, просто двух слов связать не смог. — Прыскаю и улыбаюсь, а Костя закрывает ноутбук, пока я к нему не развернулась. — Давай на этом моменте прервемся, Вик.

— Давай, — соглашаюсь поспешно, мысленно благодаря его. — Я помню эту фотографию. Андрей ее распечатал, когда я ему альбом подарила.

— С котятами, ага, — фыркает Костя.

— Мне было десять! — возмущаюсь и надуваю губы. — Между прочим, я на него копила.

— Это было мило, — улыбается. — Маринка тоже оценила, когда он начал его пополнять. Так что, считай, ты способствовала укреплению их отношений.

— Он в вещах его был, — вздыхаю. — Даже не знаю, успел сгореть или нет. Посмотрим?

— Конечно, — соглашается легко и встает первым, подав мне руку.

Хватаюсь за нее машинально и лишь когда он сжимает мои пальцы и тянет на себя, понимаю, какую совершила ошибку. Мгновение и я оказываюсь вплотную к нему. Пульс ускоряется, я смотрю ему в плечо и боюсь поднять глаза и столкнуться взглядами. Но у страха вновь оказаться в его полноправном владении нет ни единого шанса перед чудовищной жаждой близости.

Я пропускаю свои руки под его и обнимаю за спину, прислоняясь щекой к его плечу. Он несильно обнимает в ответ и несколько раз целует в голову. Это даже не страсть. Не похоть. Это…

— Я так скучала по тебе… мне так тебя не хватало… — бормочу шепотом. — Как ты вообще мог решить, что я могу завести семью? Ты моя семья. Ты.

— Прости, — отзывается хрипло.

Стоим так какое-то время. Не знаю сколько, пока сердца не перестает мотать в груди. Пока не выравниваются дыхание и пульс. Пока любовь не сворачивается в уютный комочек, прекратив наконец метания.

Когда расцепляю и опускаю руки, Костя берет одну мою с свою и ведет в зал, куда они сгрузили все коробки.

— Кажется, в этой, — тыкаю пальцем в одну из них.

— Значит, точно там. И она не пострадала.

Садимся на пол рядом, открываем. Там куча всякого хлама, с моей точки зрения. Какие-то непонятные железки, провода, набор крошечных отверток, разные безделушки и тот самый альбом с котятами.

— Сокровищница, — Смолин перебирает то, что я называла хламом, а я листаю фотографии.

Там только Марина и Андрюшка. Невероятные. Их сумасшедшая первобытная энергетика пробирается через снимки по моим рукам, волнами поднимая мурашки. Дерзкие! Смеющиеся! Живые… для меня — навсегда. В моей памяти они именно такие.

— Рискую нарваться на то, что уже не смогу развидеть, — говорит Костя и чешет бровь, — но самый главный секрет таких альбомов — это те снимки, что заныканы под основными.

— В точку, — хмыкаю, вспоминая свои, и ищу спрятанные от любопытных глаз, но дорогие сердцу снимки. А вот нахожу совершенно не то, на что рассчитывала. То, о чем никогда бы даже не подумала. — О, Боже, — вцепляюсь в руку Смолина. — Костя! — разворачиваюсь к нему и почти не различаю его лица из-за вставших в глазах слез. — Костя… да как же это так…

— Тихо, малыш, — он ногой двигает коробку, вытягивая ноги, и сажает меня к себе на колени, крепко обнимая. — Девочка моя… не плачь. Не плачь, малыш, умоляю, только не плачь.

На мои рыдания прибегает Невзгодов.

— В чем дело?! — Протягиваю ему свою находку, не в силах остановиться, он забирает и молчит какое-то время, а потом спрашивает: — Ты ревешь от счастья?

Всхлипываю и поднимаю голову с плеча Смолина.