Разлука [=Зеркало для героя]

— Знаешь что, — Андрей нервничал тоже, — Тюкин меня не узнал, понял? Кофе напоил, четыре бутерброда. А потом денег дал. — Он вытащил из кармана и показал свернутую в пять раз сторублевку. Потом вытащил вторую, вчерашнюю. Теперь у него было две одинаковых сторублевки. — Заело время, понял? Меню в столовой вчерашнее, после работы — воскресник, неделя сада. Все по новой пошло! В два часа телеграмму из министерства принесут, а потом ограбление… не веришь?

На часах было два.

Из управления выскочила секретарша, крикнула через двор:

— Дмитрий Егорыч, к Тюкину срочно! Телеграмма!

Во дворе произошла суета, беготня, Немчинов обернулся к Сергею:

— Накрылась бабочка? — Вытащил деньги. — По пиву?

— Андрей Иванович Немчинов! — опять выскочила и неожиданно позвала секретарша.

Немчинов удивленно обернулся на нее.

— Вас просит зайти Алексей Николаевич Тюкин. Пожалуйста.

Бумажки важные и вредные

Тюкин ходил по кабинету. Лицо его потеряло детскость, которой светилось при первом приходе Немчинова.

— У меня на столе, — начал он, — два документа. Первый. — Взял в руки телеграмму, прочел: — «Начальнику комбината Пшеничному. Связи резким понижением добычи по комбинату С-уголь принять меры к безусловному выполнению плана добычи и поставки коксующегося угля. Заместитель председателя Совета Министров». — Аккуратно отложил телеграмму, взялся за докладную. — Документ второй. «Учитывая бесперспективность шахты „Пьяная“, предлагаю остановить работы на ней и все имеющиеся в наличии силы бросить на восстановление затопленных лав». Могу задать вопрос?

— Пожалуйста.

— Двадцать дней, пока ты будешь осваивать шурфы, «Пьяная» будет стоять?

— Стоять.

— Сколько в сутки дает «Пьяная»?

— Двадцать тонн.

— Двадцать помножить на двадцать?

— Четыреста.

— Значит, согласно второму документу, четыреста тонн угля я умыкаю у государства?

— Каждая лава перекроет в несколько раз, — заговорил Немчинов, — и через двадцать дней…

— Через двадцать дней, — перебил Тюкин, — от твоей головы останется воспоминание! Стране нужен уголь, вот так! Вот, — потряс телеграммой, — реальное задание нашей партии, вот наш ответ!

— Через тридцать лет она обвалится, а я сяду! — крикнул Немчинов. — И мне моя жена кукукнет, как заключенному!

— Через тридцать лет другие коммунисты будут отвечать перед партией! — побагровел Тюкин. — А наша задача: выстоять в наше конкретное время! И с этой точки только диверсант и провокатор может по-твоему ответить на требование министерства!

— Ты мне своей бумажкой не тычь! — Немчинов выхватил телеграмму, смял и бросил в Тюкина. — Я твоей бумажке место знаю!

Тюкин замер на мгновение, схватил трубку телефона, сказал:

— Тюкин. Два двенадцать. Жду.

— Звони! Фискаль!.. — Андрей замолчал вдруг, так изменилось лицо у Тюкина. Оборвал крик, выскочил из комнаты…

…быстро пошел по коридору, потом побежал, потому что Тюкин выскочил за ним, крикнул вслед:

— Вернуть!

Андрей побежал мимо непонимающих людей к выходу. Пшеничный видел…

…как он выскочил из шахтоуправления, за ним Тюкин. Тюкин крикнул:

— Рябенко! Быстрей!

Немчинов пробежал мимо Сергея. Рябенко не успел отъехать далеко, его закричали. Он обернулся, поскакал к шахтоуправлению.

Проверка

Лаяла собака, исходясь в лае. Сергей открыл калитку, сунул руку в карман, и собака завизжала, легла. Из дома выскочила мать.

— Кирилл?

Сергей молчал, он хотел убедиться в том, что его не помнят.

— А вы кто? — удивилась мать, — У вас такое лицо знакомое. — Вгляделась напряженно. — Вы на испытательной станции в Сталинске-Кузнецком не работали?

— Нет. — Сергей отвернулся и пошел на выход.

— А Кирилл уехал в райцентр, кадров просить, — говорила ему вслед мать. — А вы кто?

Беглецы

Немчинов стоял у проволоки. Тянул ее, тащил, ободрал руки об нее. Она продиралась из земли нескончаемо, долго, а шум погони приближался…

Сергей на ходу вскочил в поезд, в тамбур. Проводница кричала на него, выговаривала. Он не слушал.

Пыхнуло протуберанцем и взошло солнце.

Хроника 49-го

Сергей Пшеничный в прямом смысле слова бежал от прошлого. Постоянно переезжая с места на место, он уже не замечал цикличности, однообразия дня. Растворился в разноликости мест и трудовой энергии жизни. Течение времени он подменил переменой пространства и, не задерживаясь нигде больше чем на один день, все ехал и ехал на восток. Туда, где начинается день. Тихий океан остановил его. Из-за кромки его бесконечного далека взошло солнце. Как и что он пережил в пути, мы не узнаем. Мы увидим то, что мог видеть и он: жизнь огромной страны с хроникой того времени, конца сороковых. Хроника жизни и труда, которая закончится началом нового дня.

Прямая речь

Видит эту хронику и Андрей Немчинов, сидя в темном зале красного уголка шахтоуправления.

Хроника кончилась, зажегся свет. Зал оказался битком набитым шахтерами, пришедшими сюда после работы, как в тот раз, когда Сергей Пшеничный проспал и хронику, и собрание.

Немчинов, не оглядываясь на президиум, продирался к выходу сквозь тесно стоящих людей, аплодировавших…

…Тюкину, взобравшемуся на трибуну.