Разлуки и радости Роуз

—  Ребенок брошен на автостоянке, —читал Тео вслух. Газета пожелтела и сморщилась. — Наверное, поэтому ты и стала журналистом, — добавил он, — ведь твоя жизни началась с того, что ты попала в прессу. Восьминедельный младенец весело агукал, когда его обнаружили в тележке из супермаркета.Не нравится мне, что тебя называют «младенцем», — сказал он, скорчив физиономию. — Ассистент менеджера кооперативной стоянки Стюарт Джонс нашел ребенка в 4.30 пополудни 1 августа. Первого августа, — повторил Тео. — Так вот почему тебе бывает не по себе первого августа. — Я кивнула. — Помнишь, мы говорили об этом в Новый год? Я подумал, что это твой день рождения.

— Скорее, день вырождения, — съязвила я.

—  Здоровье младенца в норме, — продолжил читать Тео. — Он был завернут в хлопчатобумажное одеяло. На малыше был белый прогулочный комбинезон, рядом лежала бутылка молока. Полиция просит всех граждан, кто в это время находился на стоянке и мог видеть женщину с ребенком, обратиться в участок.

— Никто так и не обратился.

Я взяла комбинезончик и зарылась в него лицом, словно ищейка, будто он хранил аромат моей матери, хотя бы отдаленное напоминание о ней, которое могло бы послужить ниточкой спустя сорок лет. Но не было ничего, кроме заплесневелого запаха старого хлопка и сухой застарелой пыли.

— Что ты написала в объявлении? — спросил Тео. Я показала ему черновик.

— 1 августа 1962 года, — прочитал он, — на кооперативной парковке рядом с супермаркетом на Чэтхем-Хай-стрит была обнаружена девочка восьми недель. Если вы располагаете информацией о ребенке, пишите по адресу: а.я. 2152. Срочно, конфиденциальность гарантирована.

Тео позвонил в «Чэтхем ньюс» и разместил объявление, воспользовавшись своей кредиткой — позже я вернула ему деньги. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал мое имя и стал разнюхивать. Ответы будут приходить на имя Тео, и еще он попросил выслать ему экземпляр с объявлением. Газету принесли через неделю. Мое объявление прочтут тридцать тысяч человек — наверняка хоть одному будет что-то известно. Должен же был кто-то знать, что моя мать была беременна; хотя, с другой стороны, может, и нет. Иногда мне приходят письма от потрясенных школьниц на шестом месяце, которые понятия не имели, что беременны. Казалось бы, невероятно, но чего в жизни не бывает…

— Кто-то наверняка что-нибудь знал, — сказал Тео, взглянув на объявление. — Вопрос в том, захотят ли они признаться. Может, твоя мать заставила их поклясться, что до конца жизни они не раскроют тайну.

— Возможно. А ты можешь поклясться, Тео, что будешь хранить мой секрет, пока я что-нибудь не узнаю — если узнаю? Ты же не проболтаешься Беверли? Она милая девушка, но ей об этом знать незачем.

— Не проболтаюсь, можешь не беспокоиться. Я умею хранить тайны. Разве я хоть раз разболтал тебе что-то из того, в чем она мне признавалась? — Я покачала головой. — О'кей, мне кажется, мы должны печатать объявление каждый день в течение месяца, — твердо добавил он.

Мне понравилось, что он сказал «мы». Я была тронута его решимостью разыскать мою мать — как будто он был лично заинтересован в том, чтобы ее найти.

Первую неделю я провела как на иголках. Просыпалась рано, дрожа от нетерпения, и ждала, когда привычный хлопок возвестит о прибытии почты. Бросалась в прихожую посмотреть, не пришло ли Тео письмо с маркой Чэтхема и пометкой «Конфиденциально» — но писем все не было. Целый день сердце колотилось как бешеное, стоило мне подумать, какое дело я затеяла. Я как будто ждала результатов важного теста.

— У тебя все в порядке, Роуз? — спросила Беверли в среду утром, когда мы разбирали пакет с письмами.

— Что?

— Ты какая-то рассеянная.

— О нет, нет. Все нормально.

— Как будто твоя голова занята совсем не работой.

— Правда? Нет, это… тебе показалось.

— И ты написала ответ на это письмо… по-моему, ты что-то напутала, — сказала она.

— Где?

— Вот, смотри: не думаю, что это хороший совет. — Она протянула мне письмо, и я пробежала его глазами.

Дорогая Роуз, мне нравится один служащий в местном банке, но я не знаю, как ему об этом сказать. Отношения с противоположным полом у меня не ладятся, потому что в двадцать лет меня изнасиловали и с тех пор я избегаю мужчин.

— И что же я ей посоветовала? — спросила я у Беверли.

— Тайком подсунуть ему записку.

— Ой.

— Но это не выход, правда, Роуз?

Я тяжело вздохнула.