Разлуки и радости Роуз

— Слышу, слышу! — крикнула я в зеркало заднего вида и поехала на зеленый. Виляя по задымленным выхлопными газами улицам, я собралась с силами и запретила себе думать о Тео. Миновав Брикстон, я поехала в направлении Клэпхема, мимо своей старой квартиры на Метеор-стрит. При виде знака поворота на Патни мой пульс участился. Часы показывали без десяти семь. До встречи с Генри оставалось больше часа, и у меня была еще куча времени. Я включила радио, чтобы успокоить нервы, и попала на программу по звонкам слушателей на Эл-би-си. Я узнала голос ведущей — это была Лана Маккорд, новая ведущая колонки экстренной помощи журнала «Я сама».

— Тема сегодняшней программы — расставания и разводы, — объявила Лана. — На пятой линии Бетси. Как я понимаю, Бетси, вы разведены.

— Да, но лучше бы я овдовела! — выпалила она. — Смерть лучше, чем предательство. — Как я ее понимаю. — Мне зла не хватает, — продолжала она, срываясь на всхлипывания. Видно, она была слегка пьяна. — Я подарила ему лучшие годы своей жизни.

— Бетси, — мягко проговорила Лана. — Сколько вам лет?

— Сорок один.

— В таком случае лучшие годы у вас только впереди. Так зачем тратить их на горечь разочарования? — продолжала Лана. Вот именно! — Вам нравятся негативные мысли? — Вообще-то, да. — Они делают вас счастливой? — Пожалуй, нет. — Они позволяют вам продвинуться вперед? — Верно подмечено!

— Я не могу пережить этот удар по самолюбию, — прохрипела Бетси.

— И какие позитивные шаги вы предприняли? — спросила Лана Маккорд.

— Ну, сразу после развода я ходила на свидания, но это не помогло. — Ничего удивительного! — Встречалась с парой бывших приятелей. — Она безнадежна! Ну и идиотка! — Но я любила мужа и никак не могу выбросить его из головы. Но хуже всего, когда я представлю, что он с ней, — продолжала она, захлебываясь пьяными рыданиями. — Как подумаю, что они занимаются — хлюп, хлюп, — ну, вы знаете чем, мне сразу становится невмоготу.

— Так зачем вы мучаете себя этими неприятными мыслями? — В яблочко попала!

— Я не могу заставить себя прекратить думать об этом. Я делаю ужасные вещи, — призналась она, шмыгнув носом.

Я свернула на Патни-Хай-стрит.

— Какие такие вещи? — спросила Лана.

— Звоню ему и вешаю трубку. — Дура! — И езжу мимо его дома.

— О боже, — вздохнула Лана.

Я с бешено бьющимся сердцем повернула на Челвертон-роуд.

— Я так часто проезжала мимо его дома, что там уже в асфальте вмятина. Но ничего не могу с собой поделать, — завыла она.

Какая же ты жалкая тряпка, Бетси, подумала я, выезжая на Бленхейм-роуд. 17,25,31 — только бы он меня не увидел-ага, вот он. Дом номер 37. Темносиний «бимер» Эда — собственность фирмы — был припаркован у ворот. В груди у меня разлилась чернота. Я припарковалась напротив, чуть справа, подальше от мандаринового отблеска фонаря. Выключила фары, подняла воротник и опустилась пониже на сиденье. Шторы на первом этаже были задернуты, но сверху пробивался лучик света. Эд был дома. Мой муж. По другую сторону этой стены. Интересно, а она там, подумала я, и при этой мысли внизу живота заныло. Может, она стоит у плиты и готовит ужин. Я представила, как подкрадываюсь к ней сзади и ударяю бейсбольной битой ей по голове, а потом режу ее на маленькие кусочки, перемешиваю с сухим вискасом для котят и скармливаю соседской кошке. Но мои приятные мечты оборвались: в комнате Эда зажегся свет.

— Вы ведете себя деструктивно, — сказала Лана. Да, это точно, подумала я. — Вы не только не пытаетесь излечиться от ран, но намеренно льете на них кислоту. — Правда. — Почему вы мучаете себя? Почему?

— Почему? — прошептала я, и в окне вдруг появилось лицо Эда.

— Да. Объясните мне. Почему?

— Я не знаю, — заплакала я. Он раскинул руки и задернул шторы. — Господи, господи, я не знаю!

Вообще-то, я знаю. Понимаете, то, что делала я, и то, как вела себя та бестолковая мямля из радиопрограммы, — разные вещи. Она была одержима мыслями о муже — тряпка несчастная, — в то время как я активно пыталась избавиться от подобных мыслей, похоронить призрак прошлого. Я думала, что, если смогу просто сидеть в машине у его дома и не испытывать абсолютно ничего, это поможет мне двигаться вперед. Так я и сделала. О'кей, о'кей, сначала я заплакала, но потом вытерла глаза и сидела еще — ну, не знаю, не так уж долго, может, полчасика или около того — и тихо наблюдала за домом, словно охотник с силком за экзотической редкой птицей.