Размах крыльев ангела

– Перестань сейчас же! Ничего ты не бедный и не бездомный. На новом месте первое время всегда трудно. По себе знаю, я год назад, когда вернулась, совершенно не понимала что мне дальше делать. Но скоро ты приспособишься, на работе со всеми познакомишься, жилье тебе дадут, и вообще. А через год у тебя здесь обязательно все наладится, вот сам увидишь. И ты не один, нас же двое. – Маше очень хотелось приободрить его, поддержать. Он ведь только делал вид, что все у него здесь замечательно, но Маша видела, что это не совсем так. Замечала, что иногда он бывает рассеянным, грустным и даже разозленным. Пьет на кухне свой неимоверный чай и беспрестанно курит, курит. И молчит. Она добавила абсолютно железный аргумент. – Какой ты у меня, Вадя, красивый.

– Я? Красивый? – Вадим Кузнецов от неожиданности сбился со смеха на кашель. – Ты что, Маш?

– Да, на тебя женщины внимание обращают, я же вижу. Ты, может быть, и не замечаешь, а я вижу. Они на тебя смотрят.

– Машка, да ты никак ревнуешь? – не переставал смеяться Вадим.

– Ну так, самую малость. Я вообще-то не ревнивая, мне это от природы не дано. И мне приятно, когда на тебя смотрят.

– Это потому, что ты за меня взялась. Я ведь теперь каждый день накормленный, наглаженный, в чистых рубашках. Ты меня раньше не видела. Да на меня раньше, в Талом, и не смотрел никто. Я ел лапшу из пакетов, а стирать заставлял себя раз в неделю. Спасибо еще, что не спился от такой жизни.

Хорошо, что они до больницы добрались, а то Мария от последних его слов уже готова была прослезиться.

В палате стоял невообразимый шум, болящая молодежь смотрела очередной боевик, что, кстати, не мешало дедульке у окна безмятежно видеть сны. Кровать Степаныча, аккуратно заправленная, одиноко белела ветхим пододеяльником.

– Извините, а где Николай Степаныч? – Маша безрезультатно пыталась перекричать звуки автоматной очереди. – Его что, после операции в другую палату отвезли?

Ответом ей был грохот взрывов, молодое поколение никак не собиралось отрываться от экрана.

Мария Константиновна замерла в растерянности. Не растерялся только майор внутренней службы Кузнецов, он спокойно подошел и вытащил телевизионный шнур из розетки. В палате наступила удивительная, неожиданная тишина. Такая удивительная, что заворочался, просыпаясь, дедок у окна.

– Э, мужик, ты че, в натуре! Тебе че, мужик… – с грубым возмущением взвился один из телезрителей, но, встретившись взглядом с Вадимом, осекся. Учтиво прошептал:—Здрассти.

– Здрасти, – вполне приветливо ответил Вадим. – Не подскажете, где Николай Степанович?

– Так его в интенсивную отвезли, утром еще, – с готовностью ответил парень.

– Что есть интенсивная?

– Палата такая, интенсивной терапии, туда всех тяжелых кладут после операции.

Видимо, Маша совершенно изменилась в лице, потому тот поспешил добавить:

– Самых тяжелых везут в реанимацию, а в интенсивную так, средних.

– Он там после операции? – уточнила Мария. Надо же, лечащий врач ведь обещал ей, что все будет нормально, ничего сложного.

– Та не было никакой операции, – вмешался второй телезритель, – ему как утром по кумполу приложили, так сразу туда и повезли.

– Как по кумполу? По какому кумполу? Что это значит? – Значение слова Маша знала, она просто плохо понимала происходящее.

– Та он утром покурить пошел на лестницу. Я, говорит, пойду, курну в последний разочек, а то за мной скоро приедут на операцию. А его на лестнице кто-то по чайнику отоварил.

– Не, ему на голову какая-то штука упала, – возразил из своего угла дед. – Ремонт у них там, на лестнице, никакого порядку. И во всей больнице никакого порядку…

– Та никакая хрень не упала, а приложили конкретно, – упрямо перебил любитель экшена.

Мария почувствовала как подкашиваются ноги, прислонилась к стене. Все это моментально напомнило ей историю с Иваном.

– Ладно, так где, вы говорите, эта интенсивная? – уточнил Вадим, поддерживая под локоть Марию. – И еще скажите, где врача найти?

Молодому поколению надоел этот мужик со своими вопросами и со своей нервной козой. Там, в телевизоре, в это самое время крутой парень Дольф Лундгрен мочил нехороших парней, а мужик не давал смотреть. Оба парня видели этот фильм по сто раз, но как раз сейчас двужильный Лундгрен должен был отрывать одному лоху голову, а это уже экшен, это круто.

– Интенсивная в конце коридора, после ординаторской, за процедурной. А врач мы не знаем где, мы его не пасем. – Парень вопросительно посмотрел на Вадима, ему казалось, что ответил он исчерпывающе.

Удовлетворенный ответом Вадим спокойно, без лишних слов вернул телевизионный шнур в розетку. Благодарное подрастающее поколение на всякий случай предупредительно убавило звук. Но в это время встрял со своей кровати дед – ему в этой палате редко удавалось поговорить так, чтобы кто-то внимательно слушал.

– А ты, милая, ведь Маша? – скрипучим голосом обратился он к Марии. – Вот он утром, как с тобой поговорил, так сразу курить и засобирался. Пойду, говорит, покурю…

Маша всей тяжестью осела на руке у Вадима – она сегодня вообще не разговаривала со Степанычем, не хотела беспокоить.