– Ты прав, – вздохнув, согласилась Мария, – только мне страшно. Вот скажи, как мне жить дальше, если я даже Мишке больше не доверяю?
– Ну, мать, все течет, все изменяется. Мне же ты доверяешь? Не бойся. Я буду недалеко. Я во дворе посижу, у соседнего подъезда.
– Нет, ты лучше гуляй по набережной, под окнами. Если что, то я окно открою и на помощь буду звать.
– Давай так. И ничего не бойся. Я буду рядом.
Маша кое-как успокоилась, но ненадолго. Вадим отправился на набережную, на боевой пост, а она в ожидании ходила по квартире из угла в угол и размышляла о событиях последних дней. В очередной раз пришла к мысли, что ничто ей так не дорого, как благополучие окружавших ее людей. И если со спасением Ивана и Степаныча она явно опоздала, то здоровье Вадика было все еще в ее руках. Игры становились чересчур опасными, не стоили никаких материальных ценностей.
Раз Мишке так надо, то пусть все забирает. А если это не Мишка? Вдруг она на него напраслину возводит? А кто тогда? А например, Пургин, Македонский или еще кто? Все равно пусть забирают.
Маша пошла в прихожую и выложила на самое видное место единственную свою ценность – четки. Раз Мишка ищет в ее лошковском прошлом, то так тому и быть, пусть берет единственную ценность оттуда. Она сама ничего предлагать не станет, раз Вадим запретил, а просто положит на видное место. Маша подумала-подумала и на всякий случай пристроила рядом записку, чтобы совсем уж было понятно.
– Мурка, привет! Как дела? – Михаил Юрьевич был неестественно бодр и оптимистичен. – Выглядишь хорошо, молодец.
Он врал – ничего хорошего в Маше не было. Наоборот, круги под покрасневшими глазами, щеки ввалились, волосы торчат в разные стороны. Врал и понимал, что она это чувствует. Врал ей и ничего не мог с собой поделать, чувствовал себя скверно.
Маша прислала ему совершенно заполошную смс-ку, а когда он перезвонил, вызвала на разговор, сказала, что срочно. Встречаться с ним на нейтральной территории отказалась, потребовала, чтобы приехал к ней. Да-да, именно потребовала, в голосе металл, нотки командные. Совершенно не с руки ему было ехать к ней, но ничего не оставалось делать, как согласиться. Слишком много накопилось неясностей, придется ответ держать. Сначала Карина ему свинью за свиньей подложила, а теперь вот еще этот Степаныч.
Михал Юрич, как чувствовал, что не нужно связываться с этим провинциальным Пинкертоном, нужно все делать самостоятельно, а отчего-то повелся. Только спустя какое-то время после их разговора сообразил, что старик-то хитрый, из тех, кто мягко стелет, да жестко спать. Так что давай, Мишаня, держи ответ.
В прихожей на комоде, на самом видном месте лежал листок бумаги, Машиным угловатым почерком, крупными буквами написано «КНИГ НЕТ». Листок придавливали какие-то бусы или браслет.
– Это что? – вполне искренне удивился Михал Юрич. – Прямо как в библиотеке. Помнишь, наверно, в институтских библиотеках иногда такое вывешивали: «Сегодня выдачи книг нет»? Инвентаризацией называлось. И ведь, как назло когда что-то нужно позарез, то у них «Книг нет».
Маша в ответ промолчала, ничего не стала ни объяснять, ни вспоминать. Ни к чему это сейчас было, сантименты всякие.
Михаил взял с комода бусы, легко подбросил в руке. При ближайшем рассмотрении это оказалось и не бусами, и не браслетом, а четками. Они удобно лежали в руке, приятно тяжелые и на удивление теплые.
– А зачем они тебе? Неужели пользуешься? Никогда тебя с четками не видел.
– По назначению не использую, – ровно, спокойно ответила Маша, – это память об одном человеке. Они, если хочешь знать, очень и очень ценные.
Михал Юрич легкомысленно крутил четки на пальце.
– Нет, ты понимаешь, они очень-очень ценные, им двести лет с лишним, и камень натуральный…
Мишка, казалось, никак не реагировал на это сообщение. Ну что же, она набрала в легкие побольше воздуха, постаралась придать голосу максимум официальности:
– Но это к делу не относится. Я хотела бы задать тебе несколько вопросов о происходящем.
Михаил, к такому повороту готовый, взглянул на Машу. Вся подобрана как перед прыжком, глаза сощурены, губы в линию. Кивнул:
– Задавай свои вопросы. Только, если не возражаешь, я все же в комнату пройду.
Маша кивнула в ответ. Ей было страшно и странно одновременно. Странно от того, что ей теперь приходилось бояться Мишки. Бояться Мишки, которого она знала с рождения, почему-то не получалось. Тем более не получалось, что на набережной, под окном гулял Вадим. Но страшно все равно было, непонятно от чего.
– Конечно. Но, если не возражаешь, чаю тебе предлагать не буду. Знаешь, у меня была твоя жена.