Всю дорогу к дому Ольги на Лиговку художник крутил головой по сторонам, с любопытством и восторгом разглядывая улицы, прохожих, встречный транспорт, яркие световые рекламы. Время от времени он что-то бормотал себе под нос, а порой вскрикивал от изумления.
Потом он не выдержал и спросил у Шумилина, который сидел на переднем сиденье рядом с сыном:
– Александр Павлович, скажите мне, у вас сегодня какой-то праздник отмечают? Очень хотелось бы знать, по какому поводу в городе такой фейерверк?
– Праздник? Фейерверк? – настала очередь удивляться и Шумилину. – С чего это вы взяли, Карл Павлович? У нас каждый день так светло и нарядно. Просто есть такая штука, как электричество, и мы теперь из ночи делаем день. Иногда это даже раздражает.
– Это как в волшебной сказке… – пробормотал Брюллов. Он замолчал и снова принялся крутить головой, набираясь новых ярких впечатлений. Похоже, их было сегодня даже больше, чем ему хотелось. К концу пути он окончательно ошалел. Забыв попрощаться, Карл Павлович выбрался из машины и, словно теленок на веревочке, послушно побрел вслед за своей очаровательной спутницей.
Войдя в квартиру Ольги, Брюллов с трудом доплелся до стоявшего в прихожей стула и плюхнулся на него. У бедного художника голова шла кругом. Ольга с жалостью посмотрела на него. Надо было что-то делать.
Она сбегала на кухню, достала из холодильника бутылку крымского сухого вина, налила его в бокал и, вернувшись в прихожую, заставила Брюллова выпить. Он механически проглотил кисловатую рубиновую жидкость, словно в бокале было не вино, а обыкновенная вода.
Минут через пять лицо Карла Павловича порозовело, и взгляд стал более-менее осмысленным. Он схватил руки Ольги, прижал их к своей груди и стал осыпать поцелуями ее тонкие пальчики.
– Милая, – бормотал Брюллов, – ты моя богиня. Ты словно валькирия, прекрасная и обольстительная. Я люблю тебя, я преклоняюсь перед тобой, живущей в таком непонятном и удивительном мире.
Потом он немного помолчал и, посмотрев на Ольгу глазами, в которых стояли слезы, тихо произнес:
– Ольга Валерьевна, я прошу вас стать моей женой…
От этих слов у «кузины, белошвейки» бешено заколотилось сердце. Брюллов опустился на колени и прижался своей большой головой к Ольге. Та, словно ребенка, стала ласково гладить его волосы, а потом заставила встать, крепко обняла его и поцеловала…
Утром Ольга проснулась и долго смотрела на солнечные зайчики, которые плясали на стенах ее комнаты. Улыбнувшись, она тихонько выскользнула из-под одеяла, накинула на плечи легкий халатик и на цыпочках, босиком, побежала в ванну. Сполоснувшись под душем, она снова накинула халат. Стараясь не скрипеть половицами, Ольга подошла к большому двуспальному дивану, на которой сладко посапывал Карл Брюллов – ее Карлуша, как она теперь стала его называть.
Еще немного посидев на краю кровати, она осторожно погладила его по рыжим кудрям.
– Оленька, милая, – прошептал Брюллов, не открывая глаз. – Скажи, все, что было – это сон или явь? Если сон – то я не хочу просыпаться. Если явь – то я самый счастливый человек на свете…
Ольга рассмеялась, развязала поясок халатика и снова скользнула под одеяло, прямо в объятия великого художника…
Шумилина же в это время волновали совсем другие заботы. Он засел дома за бумаги, перелопатил свои архивы и стал набрасывать на листке список того, что бы было неплохо взять в прошлое. Работал он вдохновенно, с размахом, зная, что контора, которая займется этим списком, может практически всё. А посему можно не стесняться, даже и принаглеть чуток.
Вот только как быть с людьми? Конечно, с десяток головорезов для выполнения спецопераций контора найдет и оснастит их новейшими орудиями для смертоубийства.
Но, скажем, если удастся выпросить для Черного моря СКР 10410, водоизмещением всего-то 375 тонн со скорострельным 76-мм орудием АК-176, то где взять для него экипаж – четыре десятка человек? Сами сторожевики строились для морской погранохраны – структуры ФСБ. Так что контора может вполне легко распорядиться своими кораблями.
Но допустить к Тайне сразу сорок человек!.. Зато какой это козырь на случай осложнения дел с Британией или Турцией. Один такой «Светлячок» стоит в бою эскадры стопушечных линейных кораблей. Да он их просто расстреляет с немыслимой для них дистанции – шести-семи миль, со скорострельностью от тридцати до ста двадцати снарядов в минуту. Фугасного действия трехдюймового снаряда вполне достаточно для того, чтобы разворотить борт парусного линкора и поджечь его. Но люди… Как быть с людьми-то? Вот ведь в чем загвоздка.