Размышления о чудовищах

Ну, как вы знаете, Эли была не совсем та женщина, какую бы родители Чжу Е могли пожелать своему сыну, производя его на свет в Чонсине. Эли подвергала китайца большим психологическим испытаниям, устраивала ему много китайских пыток, можно сказать, не только из-за своей ночной работы в баре (хотя эта работа несказанно мучила Чжу, потому что этого китайца снедала ревность, по свидетельству осведомителя Меродио, а он много общался с обоими), но также потому, что девица обращалась с ним скорее не как с человеком, а как с марионеткой, и высмеивала его на людях, и провоцировала его на потасовки для собственного развлечения, и вытягивала из него деньги, обманывала его с негодяями, с которых даже ничего не брала, и все такое прочее, — ни вы, ни я никогда не узнаем подробностей, хотя без труда можем их себе вообразить, ведь речь идет об образчике поведения, весьма распространенном среди диких утренних птичек.

И дело в том, что Чжу Е, устав терпеть ее выходки, задумал свою собственную выходку: отравить Эли. Так что он пошел в аптеку, купил пачку средства против насекомых, окрещенного Байтон DP3, которое, видимо, казалось ему наиболее губительным средством из тех, что имеются в продаже, и растворил его в кувшине молока, потому что случилось так, что вышеупомянутая Эли страдала гастритом, несомненно, от беспорядочного образа жизни, сопряженного с ее работой, и всегда выпивала кувшин молока, возвращаясь из царства шампанского. Приготовив свое зловещее снадобье, Чжу Е лично отправился в бар «Тарсис» к закрытию, вытащил из этой грязи свою возлюбленную и попросил ее провести с ним ночь, на что она согласилась, потому что, в соответствии с ее системой сложного равновесия, ей следовало быть снисходительной к китайцу. Когда они пришли домой к Чжу, он подал ей стакан отравленного молока, но она сделала только один глоток, потому что вкус показался ей странным, ввиду чего, после ссоры на повышенных тонах, Чжу Е пришлось заколоть ее. Когда Эли была заколота и мертва, Чжу Е позвонил Ли Фону, ведь тот продал покойницу его родственнику, и они вдвоем перевезли тело в ресторан Синь Миня, дотащили его до морозильной камеры и в конце концов запихнули в холодильник. Поскольку дни шли, а ни один холостой или вдовый китаец не умирал, тело Эли продолжало покоиться среди уток и кур, к беспокойству Ли Фона, боявшегося, что труп обнаружат.

Ли Фон, как я уже говорил, был правой рукой Синь Миня, и у них у обоих был обычай пить чай после того, как они закрывали ресторан и служащие уходили, и тогда они говорили о своей стране и о своих этнических делах. Так вот, однажды ночью после такого чаепития Синь сообщил Ли о своем намерении провести ревизию в холодильнике, потому что у него все увеличивались подозрения в том, что один из поваров ворует утиное мясо, и Ли Фон, само собой, задрожал.

— Я сделаю это завтра, Синь. Не беспокойся. Завтра я проведу инвентаризацию. Дай мне накладные и счета, и я сам займусь разоблачением этого вора, если он, конечно, вор, — должно быть, сказал Ли Фон своему начальнику.

— Я не смогу заснуть от такого беспокойства. Я сделаю это сам, и немедленно, друг Ли.

(Примерно так.) Потом Синь Минь спустился в холодильную камеру, а Ли Фон задумался. (Он был в ужасе и нервничал, но все же задумался, а это большое искусство.) Через несколько минут Ли Фон тоже спустился в холодильную камеру и увидел, что Синь Минь нагнулся над морозилкой, которая имела размеры четырех поставленных друг на друга гробов. На полу валялось полно замороженной птицы, пакеты с обледеневшими овощами, — ведь Синь Минь опустошил морозилку до самого дна, где покоилось тело убитой, с волосами, превратившимися в сосульки. Охваченный паникой (как обычно говорится) и в высшей степени смятенный (так тоже обычно говорится), Ли Фон ударил своего начальника по голове одним из замороженных пакетов, чтобы тот потерял сознание и можно было бы, по возможности, отложить неоткладываемое, однако, несомненно, из-за нервов, рука изменила ему, и он убил его: Синь Минь, покойся с миром, можем мы сказать.

Потом Ли Фон позвонил Чжу Е, но заговорщики не пришли к согласию и не выработали никакой общей стратегии, учитывая, что Чжу пребывал в отчаянии и был пьян до такой степени, что даже не понял, что говорил ему Ли Фон, тем более что тот, в свою очередь, говорил с ним голосом, сбивчивым от ужаса и от плача. Так что вскоре Ли Фон оказался один на один с двумя трупами, обезумевший от горя, и не у кого было попросить помощи.

Само собой, Ли Фон подумал было перевезти обоих мертвецов на кладбище и при помощи сторожа спрятать их в одной из пустых могил, но то ли из-за сложности операции, то ли из-за того, что он находился в высшей степени помрачения рассудка и тревоги, свойственной случайному убийце, он в конце концов решил сдаться, потому что дело, по его понятию, никак нельзя было исправить.