После войны Жуков вспоминал, будто жаловался: «Перед войной считалось, что для руководства фронтами, внутренними округами и войсками резерва Главного командования в случае войны будут использованы преимущественно средства Наркомата связи и ВЧ НКВД. Узлы связи Главного командования, Генштаба и фронтов получат всё нужное от местных органов Наркомата связи, которые, как потом оказалось, к работе в условиях войны подготовлены не были. С состоянием местных органов связи я был знаком по маневрам и командно-штабным полевым учениям, когда на арендных началах пользовался их услугами. Ещё тогда мы сомневались в способностях местных органов обеспечить вооружённые силы а
Генеральным штабом для исправления этого положения, за которое персонально отвечал его начальник, т. е. Жуков.) Далее он глубокомысленно размышляет о каких-то военачальниках, якобы неизвестных, допустивших непростительные ошибки, и, как бы в назидание потомкам, по-отечески наставляет: «Все эти обстоятельства обусловили один недостаток в подготовке командиров, штабов соединений и армейских объединений: слабое умение управлять войсками в сложных быстро меняющихся условиях военной обстановки. Командиры избегали пользоваться радиосвязью, предпочитая связь проводную. Что из этого получилось в первые дни войны – известно. Внутренняя радиосвязь в подразделениях боевой авиации, в аэродромной сети, в танковых подразделения и частях, где проводная связь вообще не применима, осуществлялась недостаточно чётко» [Там же, с. 65]. Очень уж двусмысленно высказался полководец и не совсем точно. Ведь запрет на пользование радиосвязью ввёл Генштаб за подписью Г. К. Жукова, а радиосвязь в названных войсках была полностью, за редким исключением, не освоена, что затрудняло пользование ею в боевой обстановке. И кто это такие МЫ, которые понадеялись на связь Наркомата связи с началом войны, Жуков умалчивает, хотя он, как начальник Генерального штаба до войны, лично отвечал за наличие связи и её надёжность. Нам ещё не раз придётся сталкиваться с подобными примерами, когда вина Жукова очевидна, но он ловко уворачивается от честного ответа и ссылается на неизвестных МЫ. Пусть читатель сам догадывается, почему так пишет для потомков «единственный»?Подведём итог разбору утверждения В. Суворова, что связь в Красной армии была якобы на высоком уровне перед нападением на Германию в 1941 году. Из приведённых примеров совершенно очевидно, что всё было как раз наоборот. Даже Генеральный штаб не имел своей связи, так что не следует утверждать, что Красная армия была полностью боеспособной в этом отношении, готовой к проведению больших наступательных операций. А без надёжной связи управляемость войсками невозможна даже при проведении учебных мероприятий местного масштаба.
Конечно, в преддверии надвигающейся войны руководство Советского Союза продолжало осуществлять необходимые, по его мнению, мероприятия по повышению боеготовности войск на западной границе и в приграничье и сделало всё, что было в его силах. Заметим, что всё это делалось крайне осторожно, чтобы не дать ни малейшего повода вермахту для преждевременного развязывания войны. Это было грубейшей ошибкой советского руководства, на мой взгляд, так примитивно и опрометчиво маскировать военную мощь Красной армии, будучи хорошо осведомлёнными о намерениях противной стороны. Оправданием этой «опрометчивости» советских руководителей может служить только одно: видимо, сами готовились наступать, поэтому и скрывали концентрацию своих войск и все проводимые мероприятия на западной границе.