Размышления о западном марксизме

Первые теоретики западного марксизма по-прежнему придерживались этой традиционной практики. Лукач преподавал в радикальном кружке «Галилей» в Будапеште во время первой мировой войны; Корш читал лекции в экспериментальной «Школе Карла Маркса» в Берлине в 20-е годы. Создание Института социальных исследований во Франкфурте —независимого учреждения, все же входившего филиалом в местный Государственный университет,— знаменовало переходный период в Веймарской республике. Однако после второй мировой войны марксистская теория фактически полностью перемещается в университеты, ставшие одновременно и местом ссылки и прибежищем, отделявшими от политической борьбы внешнего мира. В этот период Лукач, Лефевр, Гольдманн, Корш, Маркузе, Делла Вольпе, Адорно, Коллетти и Альтюссер — все они занимали в университетах профессорские должности[3-1]. Сартр, преуспевавший в университетской карьере, оставил ее, добившись успеха как писатель. Во всех этих случаях речь идет о кафедрах философии.

Внешние факторы, определявшие смещение главного фокуса марксистской теории из области экономики и политики в область философии, формально с партийных собраний на научные кафедры, вписаны в мрачную историю этого периода. Тем не менее, такого общего и резкого изменения никогда бы не произошло, если бы внутри самой марксистской культуры не действовал также сильный внутренний фактор. Решающим событием в этом смысле явилось запоздалое открытие наиболее ранней работы Маркса — «Парижских рукописей 1844 года». Впервые они были опубликованы в Москве в 1932 г., но не привлекли к себе должного внимания ввиду прихода нацистов к власти в Германии в 1933 г. — в стране, где они могли бы быть восприняты в то время очень благожелательно, а также ввиду репрессий, начатых в России в 1934 г. (Рязанов, подготовивший «Рукописи» для публикации в прокомментированном им издании трудов Маркса и Энгельса, был уволен из Института в Москве незадолго до того, как они увидели свет). Тем не менее, в это время три мыслителя, независимо друг от друга, оказались под глубоким и прочным воздействием «Рукописей». Лукач в 1931 г. под руководством Рязанова работал над расшифровкой рукописей. Опыт работы над «Рукописями» привел, по собственным словам Лукача, к тому, что он иначе стал трактовать марксизм[3-2]. В 1932 г. в Берлине Маркузе приветствовал публикацию «Рукописей», поместив по этому поводу статью в «Гезельшафт». Она начиналась с сенсационного заявления о том, что «Рукописи» поставили на «новую основу» всю теорию «научного социализма»; автор считал, что «Рукописи» показали ключевое значение философских основ исторического материализма на всех стадиях работы Маркса[3-3]. В Париже Лефевр отвечал за первые переводы отрывков из «Рукописей» на иностранные языки. Подготовленные им в сотрудничестве с Гутерманом переводы были изданы в 1933 г., а первая крупная теоретическая работа, имевшая целью перестроить все здание учения Маркса в свете его «Рукописей 1844 г.», была написана в 1934—1935 гг. («Диалектический материализм» Лефевра)[3-4]. Только в послевоенный период открытие ранних работ Маркса и включение их в историю становления его идей сказались на разработке моделей современного марксизма. В Италии Делла Вольпе внес свой первый вклад в теорию исторического материализма, переведя на итальянский язык новые тексты молодого Маркса — не только «Парижские рукописи», но и, прежде всего «Критику гегелевской философии права» (1947—1950 гг.) — и приняв участие в их обсуждении[3-5]. Версия марксизма, предложенная Делла Вольпе, вдохновившая целую школу, по-своему интерпретировала философские сочинения Маркса, хотя она значительно отличалась от интерпретации Лукача, Маркузе и Лефевра. Во Франции новые тексты молодого Маркса привлекли внимание Мерло-Понти и Сартра к марксизму после второй мировой войны. В труде «Материализм и революция» (1947 г.) — своем первом значительном исследовании вопроса в марксистской теории — Сартр обращался главным образом к «Парижским рукописям» как к источнику[3-6]. Влияние ранних философских сочинений Маркса достигло высшей точки в конце 50-х годов, когда затрагиваемые в них темы заинтересовали Западную Европу.

Несмотря на то, что в своих первых работах Альтюссер недвусмысленно отвергал эти «Рукописи» в качестве составной части исторического марксизма, так или иначе они служили отправным пунктом любых дискуссий в рамках современного марксизма[3-7]. Даже если к ним относились отрицательно, «Рукописи» определяли область предварительных дискуссий. Более того, сама форма неприятия ранних сочинений Маркса зависела от соответствующего долговременного смещения теоретических ориентиров марксизма, что стало возможным благодаря обнаруженным «Рукописям». Это объясняется тем, что позитивная теория Альтюссера, разработанная в противовес предшествовавшим ей толкованиям Маркса, все же находилась в философской плоскости, непривычной до появления «Рукописей».