Размышления при прочтении «Сцен из Фауста» А.С.Пушкина

Радуясь, что не нашлись «утерянные» дневники поэта, автор статьи с облегчением извещает читателя: «Хорошо, что нет дневника. Не будет шума вокруг того, что поэт доверил бумаге».

Можно легко просчитать, где эти бумаги, если весь архив поэта после его смерти оказался в руках главы Третьего отделения, шефа жандармов, масона Бенкендорфа.

10. Когда мелка вода…

Так что видите, ушедший Пушкин страшен им не менее, чем при жизни, и настоящая борьба уже не с ним, а с его творчеством, началась сразу же после его смерти. Но понятие «умер» к Пушкину не применимо, как неприменимо это понятие к любому художнику, обладающему способностью чувствовать и диалектично возпринимать и описывать жизнь. «Мертвяками» ещё при жизни становятся те, кто эту жизнь пытаются «прогнуть» под себя, поскольку сами они гибки только по отношению к изгибам политики власть предержащих, а не к изменениям реальной жизни. Вследствие этого их жизненный путь отмечается устойчивым внешним благополучием и даже некоторой популярностью у оболваненной ими толпы, но зато и «творчество» их умирает вместе с ними.

Вот, к примеру, один из них — Евгений Евтушенко, постоянно стремящийся быть современным, в своём «Письме к Есенину [43]» заметил по поводу «корабля», который так безпокоил Пушкина в «Сценах из Фауста»:

Но наш корабль плывёт

А дальше, не ведая, что творит, он проговорился о главном точно (стихотворец, всё-таки):

Когда мелка вода,

Мы посуху вперед Россию тащим.

Что сволочей хватает,

не беда

Что правда, то правда: «их корабль» пока плывёт, а Россию они, действительно, «посуху вперёд тащат». Оттого-то русские животы и окровавлены. Они не только реки России с, их природного русла поворачивают, они и «ключи жизни» иссушили, «колодцы памяти» мерзостью космополитизма забросали. Это для них, «что сволочей хватает, не беда», а для народа русского — ох, как тяжко!

Было время, когда окололитературные деятели громили и Пушкина, и Тютчева, и Достоевского, и Есенина. Но потом, поверив, что каждый из них «хоть чуточку Есенин» — стали прикрываться лозунгом «кота Леопольда»: «Ребята, давайте жить дружно!»

Поэтому и «Письмо к Есенину» Евтушенко начинает призывом:

Поэты русские, друг друга мы браним.

Парнас российский дрязгами заселен,

Но все мы чем-то связаны родным -

Любой из нас хоть чуточку Есенин.

Так он писал в 1965 году, когда было ясно, что «их корабль» плывёт, а наш они уже посадили на мель (начало «застойного», а вернее, их застольного периода).

Прошло два десятилетия. Читатель не поверил, что каждый из них «хоть чуточку Есенин», а Иосиф Бродский, даже — новый Пушкин. Не усыпил читателя и лозунг «кота Леопольда». Более того, читатель довольно откровенно выразил своё негативное отношение к тому, что «его корабль тащат посуху».

Читатель почему-то продолжает искренне верить, что «наш корабль» можно снять с мели и он способен плыть самостоятельно. Посмотрите, что стало с Евтушенко, куда девалось его миролюбие. Какие ярлыки, сколько презрения, желчи и ненависти исходит из его «Вандеи» [44].

Отечественное болото,

Самодовольнейшая грязь.

Всех мыслящих, как санкюлотов,

Проглатывает пузырясь.

Ну, разумеется, право мыслить он признает только за своими, то есть теми, кто мнит себя «элитой» — «мозгом нации»; все же остальные — это «самодовольнейшая грязь».

А какие библейские истины, стекают с его «поэтического» языка в «Прелестных снах» [45]:

Я продаю себя,

меня все сразу.

Все — каждого,

и каждый — сразу всех.

В этих стихах прорывается с безсознательных уровней психики поэта главный мотив первой книги «Торы» — «Бытие». Забыл стихотворец, что во сне можно проговориться о самом сокровенном, о чем наяву принято умалчивать, и потому шпарит без запинки:

Прелестный сон…

Идёт продажа дали,

Той дали, за которую страдали.

Рассматривая хищно, кто масон там? -

Расселись спекулянты горизонтом.

Вот уж, доподлинно, не ведает, что творит! Сам задает вопросы, сам же на них и отвечает. Кто привержен духу торгашества и своекорыстия и кто есть спекулянт и маркитант, ваш Маркс всё вам объяснил в своей работе «К еврейскому вопросу». А что касается «далей», то здесь вопрос по существу: слишком поздно мы разобрались, что за разные «дали» страдали. Оттого «ваш корабль» плывёт, а наш пока — на мели.

Но чувство оптимизма нам не изменяет. И как бы ни глупа была, на ваш взгляд наша публика, сами видите — всё сложнее её дурачить. В этом подлинные причины истерики представителей «литературной элиты» по поводу любого острого выступления журналов «Наш современник», «Москва», «Молодая гвардия». Но не надо бояться; никто «ваш корабль» топить не собирается, если он не пойдёт на дно сам, перегруженный «бочками злата», да «грузом богатым шоколата», либо если ваши «обезьяны» вдруг встанут к рулю. Даже «элита» в длительном плавании не может долго протянуть, имея в запасе лишь шоколат да злато. ЗАЧАХНЕТ!