Размышления русского боксера в токийской академии Тамагава, 4

Следующим роликом шли трупы, драка с китайцами, приезд реанимации для последней пострадавшей.

— Хуясе. — Ошеломленно икнул инспектор. — Так оно уже вовсю крутится? С этого же начинать надо было, когда ты мне позвонил!

Видимо, он имел ввиду реальную угрозу из-за моря, которую они только собирались начинать нащупывать.

— По моей линии — дальше уже некуда, — хмуро заявил борец с нейро-контрафактом и принялся загибать пальцы. — Боевые импланты. Нападение с ними в городе. Трупы штабелями. Для полного счастья, теперь не хватает только японского погибшего! Эти-то иностранцы… Слушай, как я себе дальше всё вижу…

* * *

—… Только проверь, чтобы в доме никого не было! Или все спали! — как у себя дома, распорядилась красноволосая в прихожей.

Видимо, с порядочностью у неё было ещё не всё потеряно, потому что в следующий момент она резко одернула своего парня:

— Маса, это твой родной отец! Пожалуйста, веди себя пристойно при мне!

— Не совсем родной, — хмуро возразил Маса. — Потому что приёмный.

— Это ничего не меняет с моей точки зрения, — отрезала его подруга.

— Это МОЙ дом! — подал голос Ватару со своего места, хватая сына за кисть руки, державшей его горло. — И в этом доме есть только один хозяин! Я сейчас не знаю, что с тобой сделаю, если ты не вернёшься в нормальное состояние!

— Ну пошли, поговорим. — Сын равнодушно пожал плечами, повернулся спиной и направился к дивану в студии.

* * *

— Батя, а как ты дашь определение слову "рабство"? — спрашиваю уже в гостиной, после того, как страсти чуть-чуть схлынули.

— Ты это к чему? — искренне недоумевает в ответ отец.

Хм. Странно. И ведь не изображает, а искренне удивляется.

— Вопросом на вопрос отвечают не японцы… Окей, я тебе скажу. Под рабством понимаются такие отношения, когда в адрес живого человека осуществляются полномочия, характерные для права собственности.

— Откуда формулировка? — заинтересованно поднимает бровь мой местный родитель.

— Из международной юриспруденции. С англоязычного сайта перевел… Батя, а давай поговорим о тех девушках, массажный салон с которыми ты меня послал осматривать?!

— А что с ними не так? — он вежливо спрашивает взглядом, буду ли и я кофе вместе с ним.

Ты смотри. По местным меркам, серьёзный шаг навстречу…

К сожалению, принять предложение не вариант, в свете того, что разговор ещё не закончен.

Отрицательно качаю головой и отвечаю:

— Давай загибать пальцы. Расширения у девчонок стояли левые, что само по себе незаконно. Я не особый сторонник глубокого полицейского контроля, и вообще демократ, но… батя, именно их усиленная нервная чувствительность отправила на тот свет четверых из пятерых. И неизвестно ещё, выберется ли пятая.

— Обычное дело в таком бизнесе, — спокойно говорит мой местный родитель. — Я о повышении чувствительности. Но давай ты досчитаешь свой список до конца, а я отвечу потом: возможно, на несколько твоих пальцев у меня будет один-единственный аргумент.

— Отобранные у них паспорта. Это, конечно, не проблема — но и возни с восстановлением через посольства изрядно. Реши они уехать без вашего разрешения. — Отгибаю второй палец от кулака. — Отсутствие медицинской страховки, запрет на перемещения, огромная система штрафов…

— Я был прав. На все твои вопросы отвечу одним словом: в мои дела сверх меры не лезь. У меня встречный вопрос: а внутрь забора ты с чего полез?! Я не просил!

Голос отца сух и невыразителен.

— Так на моём родном языке на помощь звали. Ты можешь мимо пройти в такой ситуации? Я — нет. К тому же! Если бы я знал, проблемами какого бизнеса ты озаботился, я бы в жизни не пошёл в этот дом! Ты меня втёмную использовал!

Отец опускает взгляд и ничего не говорит в ответ.

— Хорошо. Давай представим, что я не лезу в твои дела. Можешь ответить абстрагированно? Зачем в принципе паспорт отбирать? Зачем угрожать расправой закона, если попробуют куда-то уехать? Это же обращение, как с… согласен?

— Они не японцы. — Отец поднимает глаза и смотрит на меня с какой-то глубокой тоской во взгляде.

— Так и я не японец. Технически. И я очень хорошо знаю, что надо делать, когда одни люди начинают считать других вторым сортом.

— Мы не контролируем тот бизнес напрямую, — через силу выдавливает из себя мой родитель. — Да, формально они под нашим зонтиком, но к управлению там мы не имеем никакого отношения. Кадровая политика прописывается совсем другими людьми, мы лишь получаем долю за охрану. Ладно… Мне не очень приятно это обсуждать, но могу добавить: никого из работниц туда насильно никто не тянет. Они изначально знают, в каких условиях будут работать.

— Пап, а ты бы хотел, чтоб Ю на каникулах подрабатывала в таком салоне? — изображаю искреннее любопытство, наклоняя голову к плечу. — Или Мивако?

— Чего ты хочешь? — сердито сопит отец.

— Много чего… Вопрос номер один. Если пятая выживет, она может прожить здесь?

— Где? — удивляется отец, широко раскрывая глаза.

— Пусть она в моей комнате поживет? Опять же, при условии, что для неё ещё всё хорошо закончится.

— Нет, — твёрдо отрезает он. — В моем доме такой контингент жить не будет.

* * *