Размышляя о Брюсе Кеннеди

Когда гости разошлись, у Мириам и Бена случился по поводу происшедшего скандал. Оба они прилично набрались, но выпили по последней, сидя за огромным столом среди окурков и картонных тарелочек с остатками салата из тунца, приготовленного Мириам. Бен, казалось, пребывал в великолепном расположении духа, отпускал шуточки по адресу почти всех гостей, и тогда Мириам рискнула повторить вопрос, заданный Рюйдом. Повторила со смехом, будто и сама находила его смешным. Вовсе не как случайное наблюдение, возможно заключавшее в себе истину. Но, увидев выражение лица мужа, она поняла, что ошиблась в оценке.

— Ну и что он хотел этим сказать?

Она вздохнула. Ей уже не хотелось говорить на эту тему, но было поздно придумывать что-то другое.

— Бен, пожалуйста. Он просто пошутил.

Бен взял со стола грязную рюмку, пальцем выудил оттуда окурок и налил до краев выдержанной можжевеловки. Мириам была абсолютно уверена, что в наступившей тишине слышала, как скрипнули его зубы. Он поднес рюмку к губам и залпом осушил.

— И в чем же его шутка? — Он вытер рот тыльной стороной руки. — Я имею в виду, кто он такой, чтобы шутить о работе других, а? Он-то кто такой?

Мириам понимала, что ответа он не ждет. Смысл в том, чтобы она внимательно слушала все то, о чем Бен будет вещать.

— А у него что — работа?

Рюмка была пуста, и он снова взялся за крышку бутылки. Ей не раз приходилось наблюдать подобное. Он и раньше напивался почти до алкогольного отравления с одной целью — втемяшить ей какую-нибудь свою мысль. Что именно хотел ей разъяснить, он, как правило, забывал, но Мириам никак не могла отделаться от чувства вины — то ли что-то недосмотрела, то ли недоучла, вот он и напился до полусмерти.

— А чего хорошего тянуть упряжку этих циничных мультинациональных компаний и гребаных фабрик и заводов? Для них живой человек — мусор, грязь, пусть себе пупок надрывает на хозяйской работе, а? Или, может, придумывать для них новые стратегии, чтобы они нам после всякие ненужные продукты впендюривали? Да, такая жизнь ему конечно же больше нравится, чем актерская.

Мириам заметила, что скопившаяся за весь вечер усталость окутывала ноги и тянула ее вниз. Ей не хватало воздуха, словно ее засунули в мешок, привязали груз и она медленно идет ко дну.

Там, внизу, хотя бы царила тишина.

— Ты слушаешь?

Похоже, она начала клевать носом, потому что голова резко дернулась вверх.

— Да ты совсем меня не слушаешь. — Язык Бена заметно заплетался, голова раскачивалась то в одну, то в другую сторону. — Спишь тут.

Она попыталась изобразить что-то вроде смешка, но получился скорее всхлип.

— Я устала. Поздно уже.

— Ну что я сказал? Что сказал?

— Бен…

— Ты же слышала? Сказала, что слышала. Тогда давай повтори.

— Я не говорила, что слышала. Я сказала, что устала.

— Ну, давай. О чем я говорил?

Мириам почувствовала резь в глазах. Заметила, что ее бокал пуст. Она протянула руку, взяла со стола первый попавшийся бокал с остатками красного вина и разом выпила.

— Ты говорил о моем брате. — Ей стоило большого напряжения не допустить дрожи в голосе. — Потом ты сказал, что он в подметки не годится твоим друзьям. И что деньги зарабатывает, чтобы семью содержать, и поэтому он раздолбай.

Она вздрогнула. И испугалась, так как вовсе не собиралась произносить то, что произнесла.

Голова Бена больше не раскачивалась. Его веки упали, почти прикрыв глаза, левый уголок рта съехал вниз, под кожей рядом с кадыком подрагивал то ли нерв, то ли сосудик.

— Никому не нужный раздолбай! Именно так! Никому не нужный раздолбай! А почему я так сказал? Почему сказал, что он никому не нужный раздолбай, мать его?

Мириам не отрывала от него глаз.

— Да потому, что он и есть раздолбай! — Он размахнулся и смел со стола рюмки, бокалы, блюдечки с орешками и оливками. — Раздолбай, мать его! А почему я должен говорить по-другому? Почему я должен называть его никому не нужным раздолбаем, если он не раздолбай? Ну почему? Скажи мне.

— Ранее прослушанное сообщение. — Она глубоко вздохнула. Не иначе как вчерашнее. Жалостная мамашина хрень или еще раньше услышанная святая невинность Бена, она не могла припомнить, кто из них был первым.

Мириам притормозила перед поворотом и хотела уже выключить телефон, как вдруг услышала родной голос:

— Мама…

Она прижала мобильник подбородком к плечу, с пятой перешла на четвертую, потом на третью скорость.

— Мама, — сказал Алекс. — Мы сейчас ели гамбургеры… и еще нам разрешили посмотреть видео. Мы очень скучаем по тебе, мамочка. Мы пойдем на «Корпорацию монстров». Пока…

«СЕАТ» пересек осевую и оказался на встречной полосе, и Мириам резко вывернула руль. Чуть слишком стремительно, машина соскочила с асфальта и чиркнула колесами по обочине. Она услышала, как по днищу забарабанили гравий и мелкие камешки, и сделала еще один маневр, чтобы окончательно не съехать с дороги.

Когда же она раньше слышала эту запись? Вчера вечером? После разговора с Беном? Да, но она тут же заснула? Она не могла припомнить, как раздевалась, но отчетливо видела себя ночью на балконе завернутой в простыню.