Размышляя о минувшем

Однако после получасового разговора, продолжая повторять «Я снимаю с себя ответственность», он распорядился формировать состав. Эта работа, правда, заняла значительно больше времени, чем я установил, но в конце концов маршрутный поезд был составлен.

Первый эшелон с продовольствием пошел в Петроград. В последующие трое суток удалось сформировать и отправить в столицу еще два маршрутных состава, нагруженных пшеницей, ячменем, маслом и мясом. Сопровождали и охраняли поезда в пути брянские рабочие–красногвардейцы. Их семьи тоже голодали — с продовольствием в Брянске дело обстояло не намного лучше, чем в Петрограде и Москве. Однако никто из красногвардейцев не жаловался. Каждый считал отправку хлеба питерским рабочим своим революционным долгом, выполнением ленинского задания.

О проделанной работе мы донесли в канцелярию Совета Народных Комиссаров, а через день получили новую телеграмму: Кудинскому и мне предлагалось незамедлительно прибыть в Петроград. Там мы присутствовали на заседании Петроградского Совета, где обсуждался продовольственный вопрос, приняли участие в ряде совещаний Коллегии Народных Комиссаров по военным делам, были на беседе у Н. И. Подвойского.

Основной темой всех разговоров в Петрограде было немецкое наступление, нависшая над страной военная опасность и продовольственный кризис, чувствовавшийся день ото дня все острее. Население многих городов голодало, в связи с чем среди горожан росло недовольство. Враги Советской власти из кожи лезли вон, всячески стараясь взвалить вину за тяжелое продовольственное положение на большевиков. Это выражалось не только в усилении антисоветской агитации, но прежде всего в саботаже кулацкими элементами мероприятий Советской власти, направленных на ослабление продовольственных трудностей.

Было совершенно очевидно, что голод в стране обострялся искусственно. Кулаки, в руках которых находились основные запасы хлеба, сознательно придерживали его. Они отказывались продавать государству продовольствие, прежде всего зерно, по твердым ценам, срывали хлебную монополию, занимались спекуляцией.

Именно кулаки, которых В. И. Ленин называл самыми зверскими, самыми дикими, самыми грубыми эксплуататорами, составляли главную опору внутренней контрреволюции и иностранных империалистов. Лютой ненавистью ненавидели они Советскую власть.

В ряде губерний вспыхнули кулацкие антисоветские мятежи, поддержанные различными контрреволюционными элементами и иностранным капиталом.

На заседании Коллегии Народных Комиссаров по военным делам Кудинский доложил о состоянии наших отрядов, об их практической деятельности, подчеркивая необходимость усиления борьбы с контрреволюцией именно в тех районах, где они располагались. Вместе с тем он настойчиво добивался, чтобы ему разрешили осуществить заранее разработанный план: вооружить рабочих Криворожского и Донецкого бассейнов, за счет их пополнить отряды, надежно обеспечить тыл, после чего начать активные боевые операции против поднявшей голову контрреволюции, в том числе против немецких оккупантов. Однако Коллегия решила перебросить отряды на Волгу для заготовки хлеба. В той трудной обстановке, когда нужно было с боем вырывать у кулаков каждый пуд хлеба, это было, безусловно, правильное решение.

Нам поручалось обеспечивать продовольствием население Петрограда и Москвы. Однако, прежде чем перебазироваться на Волгу, два отряда, которыми командовали тогда Петров и Зиновьев, пришлось направить под Оренбург для участия в подавлении восстания местного казачества, поднятого бывшим царским генералом Дутовым.

Мы торжественно проводили товарищей, пожелали им боевых успехов, а сами выехали в Москву, занялись подготовкой к не совсем обычной для нас, военных, заготовительной деятельности.

Получили несколько вагонов мануфактуры для обмена на хлеб. Немало времени и энергии пришлось затратить на создание заготовительного и торгового аппарата. Правда, в добровольцах принять участие в заготовке хлеба не было недостатка — предлагали свои услуги не только рабочие, но и бывшие царские чиновники, конторщики, приказчики. Из всей этой массы желающих поехать на Волгу за хлебом требовалось отобрать нескольких специалистов, действительно хорошо разбиравшихся в делах торговли и заготовок.

Как–то под вечер к нам в штабной вагон пришли два необычных добровольца. Один в дорогом пальто с роскошным бобровым воротником и такой же шапке — выхоленный интеллигент. Другой тоже в гражданской одежде, но по поведению и военной выправке в нем сразу угадывался офицер. Познакомились. Первый назвал себя Мальковым, второй — Коноваловым.

— Офицер? — спросил я Коновалова.

— Так точно, штабс–капитан.

— Что привело вас к нам?

— Хочу служить Советской власти.

Мальков добавил:

— Я много лет работал бухгалтером крупной московской фирмы. Надеюсь, что мои знания и опыт пригодятся вам.

— А у вас какая специальность, кроме военной? — снова обратился я к Коновалову.

— Тоже бухгалтер–экономист. До войны работал под руководством Александра Федоровича Малькова.