Размышляя о минувшем

Валериан Владимирович Куйбышев вместе с остатками полка и отряда добровольцев отошел в направлении Симбирска (Ульяновска). Я потерял с ним связь, и после того как чехословацкие части вступили в город, скомандовал оставшимся в живых батарейцам рассеяться, предварительно вынув замки из орудий. Самому мне пришлось бы очень туго, если бы не помогла телеграфистка Мария Михайловна Беллер.

Мария Михайловна работала на Центральном телеграфе Самары, всей душой сочувствовала большевикам. Не считаясь со временем, она всегда поддерживала бесперебойную связь с Москвой. В то время телеграф был основным средством связи с центром. Все начальники, какой бы пост ни занимали, предпочитали вести переговоры с московскими учреждениями только по прямому проводу. И мы от души были благодарны миловидной девушке–телеграфистке.

На бывшей Хлебной площади, где занимала позиции наша батарея, Мария Михайловна появилась в самый решающий момент, когда почти все артиллеристы уже разошлись в разные стороны, как им было приказано.

— Вы что, хотите попасть в руки белогвардейцев? — крикнула она мне.

— Нет, не думаю, — резко повернувшись в ее сторону, ответил я. — Надо бы переодеться в штатское. Сейчас забегу домой.

— Хорошо. Идите переодевайтесь, а я буду ждать за углом. В случае чего, выходите через двор.

Через какие–нибудь десять минут мы уже шагали по Дворянской (ныне Советской) улице. Со стороны были похожи на влюбленную парочку, торопящуюся домой.

— В штатском меня в городе еще никто не видел, — тихо сказал я Марии Михайловне, — поэтому вряд ли смогут узнать.

— А вдруг встретится кто–либо из знакомых?..

И действительно, только мы свернули на соседнюю улицу, как увидели американского консула. Он шел нам навстречу под руку с женой.

— Выдаст! — забеспокоилась моя проводница. — Нужно идти назад.

— Нет. Идите смело, как будто ничего не произошло. Он играет в нейтралитет, ему невыгодно выдавать одного.

Поравнявшись с консулом, мы сделали вид, что не узнали его. Он тоже прошел, не повернув головы в нашу сторону, хотя на его лице появилось что–то вроде ехидной улыбки.

Мария Михайловна, будучи местной уроженкой, хорошо знала город, все выходы из него, старалась выбирать наиболее тихие улицы.

Вскоре мы были уже в безопасности. Крепко пожав друг другу руки, распрощались.

Долго я ничего не знал о судьбе своей спасительницы. Снова встретил ее только спустя три года. За это время она проделала с армией М. В. Фрунзе путь от Самары до Туркестана, работая в штабе телеграфисткой. Там же вышла замуж. Когда я ее встретил вновь, она уже была счастливой матерью. С тех пор и до наших дней сохранилась дружба наших семей.

…К вечеру я был в Царевщине. Там меня ждали мои батарейцы. После боя их осталось не больше половины. Сутки пробыли в Царевщине. Оставаться дольше не было смысла.

Переправились через Волгу, направились в сторону Симбирска. На полпути к Сенгилею встретили отряд Гая. В черкеске, с кинжалом в посеребренной оправе, с плеткой в руке, он был удивительно похож на Хаджи — Мурата из запомнившейся с детских лет повести Л. Н. Толстого. Гладко выбритая голова, широкие плечи. Из–под густых, сросшихся над переносицей бровей на меня смотрели живые иссиня–черные глаза.

— С той стороны Волги? — спросил Гай.

— Да, оттуда. — Я рассказал ему все, как было.

— Большевик?

— Да.

— Вас и ваш отряд подчиняю себе, — сказал он, как бы заранее уже решенное. — Имейте в виду, дисциплина у меня железная.

— Рад служить под вашей командой. Но мне обязательно нужно снестись с Москвой. За мной числится большая сумма денег, надо отчитаться.

— Деньги при вас?

— Нет, но они числятся за мной.

— Раз нет денег, нечего и отчитываться. Постройте ваших людей.

Гай внимательно осмотрел каждого, затем распределил людей по подразделениям своего отряда. Меня оставил при себе, но разрешил переговорить с Москвой. Дал лошадь и выделил ординарца.

— Поезжайте в Сенгилей. Это — ближайший пункт, где имеется телеграф.

Из Сенгилея удалось довольно быстро связаться с членом Военной коллегии К. А. Механошиным. Кратко доложил о последних событиях в Самаре, о встрече с командиром отряда Гаем. Тут же стал читать ответ: мне было приказано передать артиллеристов и бойцов своего отряда в подчинение Гаю, а самому прибыть в Народный Комиссариат по военным делам.

Забрав с собой катушку телеграфной ленты с записью переговоров, возвратился в отряд, а на следующий день выехал в Москву. Но не сразу я попал туда.

На станции Рузаевка меня вынесли из вагона на носилках и водворили в тифозный барак. Пролежал я там почти два месяца, был, как говорится, на волосок от смерти.

После тифа получил разрешение съездить домой, к родным и семье, чтобы окончательно встать на ноги. Это было очень кстати. Заботливый домашний уход лучше всяких лекарств, которых к тому же не хватало, способствовал окончательному выздоровлению, восстановлению сил.