Размывая грани

А вот он в своем эгоистичном порыве до самой последней минуты, не хотел предоставлять женщине возможность выжить, потому что так было легче и проще. Да и решение остальных поддержал, исходя из тех же соображений. Валу было странно сознавать, что с последнего Совета прошло не более суток, а его мнение успело кардинально измениться. Сейчас он действительно хотел, чтобы им удалось заблокировать силу этого создания, не прибегая к радикальным мерам. Желал, чтобы у нее тоже был хоть маленький, но шанс на нормальную счастливую жизнь в кругу семьи.

Наконец, когда в центре пентаграммы появилась спящая женщина, Валентин бросил взгляд на Вира, пытаясь угадать, что же тот ожидает от этого ритуала. Но лицо мужчины уже вновь обрело нормальный вид, и только глаза, безотрывно следящие за фигурой в центре, по-прежнему горели яростной чернотой. Обдумать, что это могло значить Валу так и не удалось. Вир без предупреждения резко потянул из них с Рэмом энергию и, сплетая ее со своей, начал ритуал. Он своей кровью поочередно призывал каждую из стихий сковать неконтролируемую мощь. Вал с Рэмом тем временем укрепляли охранные круги, боясь несвоевременного пробуждения силы, которая пыталась разорвать связывающие ее оковы, как зверь, ревя, бушуя, пытаясь вырваться наружу. Но каждый последующий толчок ее был слабее предыдущего, пока, наконец, не наступило полное затишье.

Им уже казалось, что они справились, как внезапно тело женщины воспарило над землей и ураганная мощь, еще более разрушительная, чем им с Эфирой пришлось испытать на себе тогда в доме, вырвалась на свободу, сметая защитные круги один, за другим. И хотя последний значительно ослабил ее, все же острые жалящие иглы настигли свои цели, вызывая жгучую боль и дезориентацию. Только Вира, казалось, это совсем не затронуло, так как он продолжал выдирать из них энергию, направляя всю свою смертоносную силу на непонимающую, беззащитную женщину. Спустя секунду они с Рэмом уже чувствовали себя лучше и могли  помочь Главе, но, похоже, ему в действительности не требовалась помощь.

Женщина побелела от боли, но стойко стояла, сверля Вира своим пронзительным взглядом, словно запоминая кому ей предстоит отомстить, однако и тот не отводил своих пугающих глаз от нее, сжимая руки в кулаки, но не прекращая ритуала. Первоначальное предположение Вала, оказалось верным - это было личное, очень личное для Главы Ковена действо.

Они с Рэмом вплели свои голоса в заклинание, творимое Виром, призванное уничтожить не только плоть, но и душу. Тело женщины обмякло и, упав на усыпанный осколками пол, превращалось в пепел, но освобожденная от бренного тела душа была еще здесь, и она пылала ненависть и злобой.

- Проклинаю! – даже не голос, а оглушительно-кричащий свист воздуха, подобно раскаленной добела лаве пролетел по ветхому сараю, заставляя их всех корчиться от ее боли, усиленной стократно.

Губы немели, отказываясь повиноваться импульсам посылаемым мозгом, удушливый, смрадный пепел забивал горло, не давая вырваться последним словам. Вал потерял счет времени, и ему уже казалось, что еще секунда, и он задохнется, забьется в агонии, но внезапно дышать стало легче. Это Вир вместо их энергии теперь вбирал в себя всю силу проклятья женщины.

Вместе с облегчением вернулась способность мыслить и чувствовать. Ему с Рэмом не требовалось подсказок, чтобы перехватить инициативу в проведении ритуала на себя. Они старались успеть закончить его до того, как последняя еще более сокрушительная  волна проклятья обрушится на них, даруя им смерть, а этой неконтролируемой мощи полную, безграничную свободу. Они делали все, что было в их силах, и даже больше, но все равно не успевали…

Тьма без труда миновала все охранки, установленные по периметру, уединенного, скрытого от любопытных глаз поля, так как ни одна из этих ловушек не была рассчитана на то, чтобы отпугивать пустоту. Подгоняемая гнетущим чувством тревоги, она сама не заметила, как оказалась внутри полу разрушенного сарая. Эфира не видела ничего перед собой кроме Вала, воспринимая остальное просто как фон. Не решаясь приближаться слишком близко, она педантично оглядывала его, не пропуская ни единой мелочи: ни бледности лица, ни напряженной скованности тела, ни решимости во взгляде, ни отголосков боли разлитых в воздухе вокруг него.

Стоило Тьме убедиться, что с ее любимым ничего непоправимого не произошло, как беспокойство начало потихоньку отступать, и она смогла, наконец, воспринимать происходящее вокруг. Однако увиденное не воодушевляло, так и хотелось, словно сварливой жене, уперев руки в бока с упреком сказать: «Я же предупреждала!»

Последнее дело ввязываться в разборки двух Древних, а именно это умудрились сделать Вал и еще один неизвестный ей чародей. Тьма прекрасно сознавала, что в любой другой ситуации ей не удалось бы остаться незамеченной тем темноволосым, прекрасным как сам грех существом, все внимание которого сейчас было безраздельно отдано злой рыжеволосой фурии внутри пентаграммы.