Разночинец

Умом я понимал, что оказался в глубоко сословном обществе, где доктору, чтобы не нажить неприятностей, надо всегда быть в хороших отношениях с местной «приличной публикой» и их окружением. Но ради этого обрекать на смерть детей, которых даже не пытался лечить? Даже не соизволил ожоги промыть, положить хоть какую-то мазь или дать воды попить? Моя душа откровенно взбунтовалась против подобного свинства. Я начал понимать, откуда «ноги растут» у революции 1917 года, хоть никогда и не считал себя сторонником коммунистических идей. И что-то слишком внезапно господин доктор рассердиться изволил. Видно, я ему по больному месту попал… Он больше ничего не сказал. Просто развернулся и скрылся в глубине флигеля.

А я развёл бурную деятельность. Поймал за рукава каких-то женщин, велел нести воды, мёда, гусиного жира и чистые тряпочки на перевязку. С последним, увы, пришлось обломаться: лоскуты, которые эти бабы принесли, годились в лучшем случае для обтирки каких-нибудь механизмов. Но тут не жаловаться надо, а грамотно использовать то, что под рукой. Мёд — отличный антисептик, убивает любую заразу нафиг. Помню, как бабушка мне самому ожоги им лечила, когда сдуру схватился за горячий утюг. Жалко, мало принесли, придётся мешать с гусиным жиром с сильным перекосом в пользу последнего. Он тоже смягчает последствия соприкосновения кожи с огнём. Ну, а вода — тут всё понятно. Раны промыть, наложить мазь и повязки, и дать детям напиться. Особенно это актуально для тех, кто отравлен дымом… Словом, скоро мне стало сильно не до продолжавшего гореть города. Мой мир скукожился до маленького пятачка на площади, где лежали приговорённые тутошней медициной люди.

Дети, взрослые, мужчины, женщины… Сюда на руках и самодельных носилках сносили всех, кто не мог передвигаться самостоятельно. Их было всё больше и больше — пожарные и добровольные спасатели продолжали продвигаться и находили пострадавших. Обожжённых, угоревших… Время от времени накатывала волна дурноты. Я ведь и сам надышался всякого нехорошего. Но сейчас, когда у меня была хоть какая-то цель — спасать людей, сколько смогу — я забыл обо всём прочем.

Но я уже не был один. Постепенно мою инициативу стали подхватывать другие люди — как правило женщины, но подходили и мужики, и солдаты, и всякие разночинцы: мол, чем помочь-то. Явился в числе прочих и Ефим. Сына он признал сразу, и, завидев, что тот дышит, только перекрестился.

— Коли надо, так поговорю с возчиками, — сказал он. — Ежели перевезти болящих куда надо, а то здесь скоро не повернуться будет. Ты только скажи, студент.

— Поговори, Ефим, — устало кивнул я, вытирая пот рукавом. И кто придумал эту моду — летом в сукно заворачиваться? — А куда их везти-то? Полгорода выгорело.

— Найдём куда… Уж прости, студент, не спросил, как звать тебя.

— Семёном зови, — ответил я, на миг удивившись, насколько легко это имя ко мне «пристало».

— А по батюшке?

— Молод я, чтоб по батюшке величали.

— Молод — не молод, а доброе дело сделал, — видимо, эффект видимой цели в жизни и Ефима исцелил от депрессии. Сразу глаза живее стали, речь чуточку глаже. — Ну, хозяин — барин. Чего привезти-то, скажи, Семён. Добуду.

Мне сразу понравилось, что не было в глазах этого человека ни угодливости, ни тупого равнодушия. Только эхо пережитой боли и благодарность. Я только сейчас как следует разглядел его внешность. Рожа простецкая, в бороде и в копоти, сам в классической крестьянской рубахе и полосатых штанах, но на ногах не онучи с лаптями, а сапоги. Городской же, типа. Работяга явно не из последних, раз в сапогах «гармошкой». Судя по давным-давно свёрнутому на сторону носу, не дурак подраться. А судя по цепкому взгляду, не удивлюсь, если имеет связи в местном криминальном мире.

Надо сказать, в моём случае это полезное знакомство. Раз уж я сюда «попал», то нужно обживаться. А это нельзя сделать без «якоря» среди местных.

Глава 3

1

— Подожгли, как есть подожгли! И поймали шайку, что маслом крыши поливала!

— Никакой шайки, это варнаки напились, и спьяну дом Вагина спалили!

— Говорю, шайка, ездють по несгорелым домам в полицию обряжены, выгоняют людей из города, а потом обчищают!

— А вот Машка сама видала, как ихний сосед Серебреников поймал у себя какого-то с пуком соломы, сдал казакам, а те враз отпустили нехристь!

— Это какая Машка? Что через дом от вас жила? Да она сбрешет, недорого возьмет! Нашли кому верить!

Обсуждение версий пожара стало самой популярной темой разговоров. О бедствии, оказывается, знающие люди предупреждали чуть не за месяц до того, но полиция вместе с людьми губернатора эти сведения от населения утаили. Хотя сам губернатор загодя уехал, и даже вывез имущество на десяти подводах. А также все деньги из сгоревших банков — Государственного, Медведниковского и Сибирского. Также среди авторов местного апокалипсиса числились поляки, китайцы, дезертиры и даже новоселы — среди рассказчиков обязательно находился обладатель знакомого, троюродный брат которого знал мужика, видевшего со спины в темноте свидетеля заговора.