Разноцветные континенты

— Погулять… — повторил Дроздов, упираясь рукой в стену.

— А что, разве нельзя?

— Отчего же… можно…

Дроздов нелепо повернулся и прислонился спиной к колонне. Случись это днем раньше, я бы решил, что директор выпил лишнего.

— Аркадий Сергеевич, вам помочь? — спросил я.

Дроздов не отвечал. Глаза его были открыты, но дыхания не было слышно.

Я беспомощно оглянулся. Вокруг было пусто и темно. Что же делать?

— Сейчас, сейчас, — пробормотал я, схватившись за его повисшую руку.

Дроздов всей тяжестью навалился на меня. Теперь-то я точно знал, что это не живой человек: мне приходилось тащить до постели отца, Дроздов был тяжелее в два раза.

Я положил его руку себе на плечи, напрягся. Ноги Дроздова сдвинулись с места и поволочились по земле.

Так, шаг за шагом, поминутно останавливаясь, я дотащил его до голубого домика, благо было не так уж и далеко.

Но тут — новая незадача: серая пластиковая дверь была наглухо закрыта, без малейшего признака замка либо дверной ручки. Я прислонил Дроздова к стене и стал искать на земле какой-нибудь инструмент, чтобы отодвинуть дверь или, если это невозможно, взломать.

Тут за спиной у меня послышался голос:

— Ты что здесь делаешь?

Я обернулся — рядом стоял Олег. Я так обрадовался, увидев его!

— Да вот, понимаешь, — заговорил я, — разбрелись по всей территории.

— Все трое? — деловито спросил Олег.

— Нет, только один. Посмотри вокруг, может, еще другие валяются.

Олег посветил фонариком (он оказался предусмотрительнее, чем я).

— Да вроде никого.

— Слушай, — сказал я, — не можем же мы тут его бросить.

— Не можем, — согласился Олег. — Ему нужно срочное питание.

Он подошел к двери, потом поднял вялую руку Дроздова, провел его ладонью по пластику — дверь отползла.

— Ты гений, — сказал я ему.

И в это время в темном дверном проеме показалась плотная фигура Воробьева.

Воробьев молча взглянул на нас и, схватив директора за плечо, с необыкновенной быстротой втащил его внутрь домика. Дверь закрылась.

А мы с Олегом, не сговариваясь, бросились бежать. Взлетели во весь дух на второй этаж общежития. Я хотел было с ходу юркнуть в свою комнату, но тут Олег преградил мне дорогу. Вид его не предвещал ничего хорошего.

— Ну? — сказал он грозно.

— В чем дело, приятель? — Я сделал попытку его обойти.

— Ты понимаешь, что ты натворил?

— А что такое? — Я все еще изображал оскорбленную невинность.

— Соня все слышала, — сказал Олег. — Но она не думала, что ты решишься.

Ах, черт! Действительно, когда я писал письмо ЭТИМ, я от волнения забыл о блокировке.

— Эх ты, торопыга! — презрительно проговорил Олег и отступил, давая мне дорогу. — Иди ложись. Но не думай, что проведешь спокойную ночку.

22

Проснулся я от холода.

Напрасно я натягивал одеяло до подбородка: холод безжалостно заползал вовнутрь. Я открыл глаза — в комнате было темно. И тут меня полоснуло чем-то острым по лицу и рукам. Закутавшись в одеяло, я подбежал к выключателю, зажег свет. Лампочка горела вполнакала. За окном была кромешная тьма, купол совсем не светился, хотя на часах было уже около семи утра.

В дверь забарабанили.

Я открыл — на пороге стояли Олег и Соня.

Она взглянула на мое лицо и ахнула:

— И ты тоже?..

— А что случилось? — спросил я.

— Славик порезался стеклом, — сквозь зубы проговорил Олег. — Ух, дал бы я тебе, если бы от этого была хоть какая-нибудь польза! Кустарь-одиночка!

— Оставь его, — сказала Соня. — Видишь, человеку больно.

Лампочка под потолком мигнула и померкла. В коридоре было тоже темно, шлепали чьи-то шаги, слышались приглушенные голоса.

— Иди за мной, — скомандовал Олег. — У меня в комнате фонарь, батареек хватит часа на четыре.

— Дай хоть одеться! — взмолился я. — Холодно!

— Некогда, — коротко ответил Олег.

Мы побежали по коридору. На бегу я чувствовал, как горят Славкины порезы на моем лице. Как же ему было больно в первые минуты, когда я еще спал, как сурок!

— Сломалось что-нибудь? — спросил я, задыхаясь.

— Все сломалось, — не оборачиваясь, ответил Олег. — Твоими молитвами. «Птичий базар» отключен, и вся система вышла из строя.

— Да что ж они, психи, что ли?

Олег резко остановился, и я налетел на него в темноте.

— Имей в виду, — сказал он вполголоса, дыша мне в лицо, — никто не знает, что это ты… Кроме нас с Соней. Понял? Будем держаться как люди.

Я благодарно закивал, хотя Олег этого, естественно, не видел.

Он втолкнул меня в комнату.

— Еще одного привели! — послышался в темноте жалобный Славкин голос. — И без того воздух кончается!

— Прекратить панику! — сказал Олег и зажег фонарь.

Луч света выхватывал из темноты лица ребят. Девчонки стояли, закутанные, как и я, в одеяла. Тут же была и Черепашка.

— Не понимаю! — сказала она, увидев меня. — Война, что ли? Никто ничего не объясняет…

— Все ты! — крикнул Борька и кинулся к Олегу. — Все ты, изыскатель!

Я схватил его за руки. Одеяло упало с меня на пол.

— Ну, ну, спокойно. Это не он, это я во всем виноват.

Но Борька меня не слушал.

— Пусти! Пусти! — шипел он, вырываясь.

Пришлось скрутить ему руки. Когда он присмирел, я подвел его к креслу и усадил.