Да, плащ. В середине марта стало совсем тепло и исчез снег. Видимо, зима, которую проводили так феерично, осталась довольна и задерживаться не стала.
Машина поехала к «Разноцветным педалям». И только спустя минут пять Валера сообразил: ведь он так и не узнал, что за заведение Арина Леонидовна посещала. А интересно. Ладно, решил Валера, он специально мимо проедет, посмотрит.
Возле городского рынка на дороге образовалась небольшая, но неприятная пробка. Чувствуя себя в обществе молчаливой хозяйки как-то глупо и грустно, Валера всё искал повод заговорить – хотя не оставлял мысли, что это, наверное, всё-таки нарушает субординацию. Повод не находился – и тогда Валера решился просто посмотреть на Арину Леонидовну.
А та, приставив к глазам лорнет из стекла и стали, высматривала что-то на улице. Валера тоже присмотрелся. Ох ты, гос-с-поди...
В салон влетел ветер – Арина Леонидовна опустила стекло.
– Вокализы.
– Что? – услышав произнесённое Ариной Леонидовной слово, Валера удивился и потому не понял, что и к чему.
– Она поёт вокализы.
Снова ничего не поняв, Валера без всякого стеснения (ведь он должен быть в курсе того, о чём ведёт речь начальство!) вытянулся в сторону окна Арины Леонидовны и тоже выглянул.
Мимо неглавного входа в рынок текла многолюдная толпа. Она бурлила и шумела, слышался рёв машин, продвигающихся в пробке. И сквозь всё это до уха Валеры долетели тонкие металлические звуки – такие нежные, что Валера почувствовал: горло у него сжалось и задрожало. Может, это, конечно, от того, что он выгнулся буквой «зю», стараясь удержать равновесие и не упасть на Арину Леонидовну. Но нет – это точно от уличных звуков. И к ним добавлялись звуки ещё, так что получалось «Диньк – а-а-а, а-а-а-а».
Валера её сразу увидел – на ступеньках у входа в рынок стояла задрипененькая тётенька. Именно на неё смотрела Арина Леонидовна. Тётенька держала в руке нечто треугольное-металлическое. Динькала по нему тонкой палочкой, треугольник чуть поворачивался, бросая в толпу солнечных зайчиков. Динькнет – и тянет нереальным голосом: а-а-а-а. На разные лады – так что получалась печальная жалостная мелодия. Вроде негромко тянула, а её голос прорезался через плотные городские звуки, точно тонкий острый ножик сквозь масло. Валеру с головы до ног пробрала жуть, он не выдержал, откинулся на сиденье и вцепился в руль. Как раз пробка малёк двинулась. Зачем, зачем чумичка в убогой потёртой шапке так пела, зачем с такой тоской отлетал от блестящего треугольничка этот диньк?..
Снова встали. Валера посмотрел в сторону рынка. Люди шмыгали мимо музыкальной побирушки. Как-то незаметно было, чтобы ей что-то давали за музыку.
– Припаркуйся! – скомандовала Арина Леонидовна.
Легко сказать. Валера и так старался изо всех сил – лавировал в потоке, точно гонщик, сигналил. Но выше задницы не прыгнешь в центре города в конце рабочего дня. Однако повезло – шустрая легковушка стремительно покидала временное место парковки. Валера сунулся вместо неё. Оставил машину и бросился вслед за Ариной Леонидовной, которая уже мчалась к рынку. Он пробирался сквозь толпу и видел, что задрипанную певицу повязали. Спрятав музыкальный инструмент за пазуху и подняв из-под ног йогуртовый стаканчик с жалкой мелочью, женщинка покорно отправилась за милиционером.
Но Арина Балованцева не зевала. Вот она, к менту подскочила. Валере не было слышно, что она говорит. Наверное, обещает взять попрошайку на поруки. Конечно, никакие обещания порук роли здесь не сыграют – подействует только верное средство: деньги. Валера сделал последний рывок сквозь толпу, сшиб даже кого-то. Ну да и фиг с ним – ведь Валере очень нужно было посмотреть, во сколько Арина Леонидовна оценит эту бедняжку, сколько сунет в лапу младшего сержанта.
Ничего. Арина Леонидовна не дала ничего – Валера следил за её руками. Она лишь коротко что-то сказала – но что?.. Когда Валера поравнялся со своей хозяйкой, страж порядка уже развернулся и пошёл прочь. Что, что она такое сказала? Что её мама – директор рынка? Или дедушка, кто там у них...
А пока Валера размышлял, Арина Леонидовна отвела в сторонку потрёпанный жизненными ветрами божий одуванчик и вела с ним аккуратную беседу. Вернее, больше даже не вела беседу, а говорила одна. Женщинка внимательно слушала. Арина Леонидовна попросила её показать свой музыкальный инструмент, та вытащила его из-за пазухи и показала. Полый хромированный треугольник на проволочной ручке. К нему прилагалась тонкая ровная палочка – женщинка чуть не выколола ею себе глаз, когда шваркнула носом и попыталась стереть побежавшую по щеке слезу.
Да, почему-то от слов Арины Леонидовны у бедняжки катились слёзы. Она, правда, улыбалась, но продолжала плакать, прижимая к груди треугольничек. Валера даже принялся следить за её слезами. Вот очередная выкатилась, большая, увесистая, оторвалась от носа, блеснула в воздухе, упала на треугольник. Тонь-нь-нь! – хрустально-хромированно должно было прозвучать. Но нет, не получилось. А жалко...