Разновразие

— Товарищ водитель красного автобуса! Петушок не продается! Он — дрессированный, да я его и не брала никуда. Это он меня отпускать не хочет.

А тот как не слышит: карандаш слюнявит и деньги выписывает, такие деньги, что нам с Евочкой на них неделю жить. Если повезет…

И еще приказывает:

— Если у вас с собой денег нет, документ покажьте! И я вам квитанцию на место работы вышлю.

Тут народ чириковский взмолился:

— Это же наша Наталочка! Вы, товарищ водитель красного автобуса, в Чирикове человек новый, и вы не знаете, какую женщину чудесную наказываете! Она на чулочно-веревочной фабрике поваром второй руки, но в нашем городе нету лучше повара! И дочурку свою Евочку она одна воспитывает. Откуда же у нее деньги?

— Ладно, — говорит, — но пусть она со своим петухом дрессированным убирается! Я петухов ее даже с билетом катать не намерен!

Сошли мы с Петей-петушком. Ковыляем по пыльной дорожке, я с разочарования такого еще больше прихрамывать стала, а Петя, глупый, у ноги толчется. И уже не: пи-пи, а: ко-ко!

Вырос Петя.

— Ах, — говорю, — Петя! Нет у меня денег на курочек для тебя, чтобы мы, Петя, жили с курями и яичками лакомились с дочуркой Евочкой. Но даже если бы и нашлись деньги, Петя, хозяин наш — а он банкир был, в банке работал потому, — не разрешит курятник городить, выбросит нас с Евочкой на улицу: он мне Парусова простить не может, что с ним, с банкиром, не захотела, и к Елене мне уж не возвращаться, Ваня Еленин на меня зуб имеет, так что придется, Петя, тебя резать.

Тосковали потом оба с котом. Вася к горшку подойдет, в горшок заглянет, а нету Пети нашего…

А вот, но это уже когда Сталин деньги менял, одна дева старая, соседка моя московская с Композиторской улицы, Елизавета Витальевна, от грусти своей на Арбате яичко купила простое — не диетическое — и петуха вырастила. Назвала Тарзаном, но по голове била в младенчестве, и Тарзан на женщин зло заимел. Увидит какую, особенно в шляпке как у девы, сразу кидается и топчет.

Казнили Тарзана!

А деве, чтоб не страдала, я малинового варенья отнесла…

Да!

Лежу, думаю, неужели варенья из малины мне больше не варить?!

Ведь — апрель! Самое дело — рафинад запасать. Я с песком не варю. Только сахар-рафинад беру — сиропу больше и прозрачнее он, ягода полнее… А готовую ягодку выбираю осторожно и в баклажку складываю. Сверху уже сироп лью через ситечко.

Раздумалась о варенье так, а в голову — интрига…

Пугач, Абрам и заяц

А в подсобке этим пыжикам тушенку выдают.

Слухи.

Мне не надо, коту,

Шапки плисовой,

Шубки бархатной!

И опять про кота. Уже другого.

Этот кот был котом начальника по культуре Миколы Ефимовича Пугача, а звали кота Абрам.

Я к нему на дачу правительственную по рекомендации самого Михалева попала. Нестор Платонович преставился, Евочка наконец за своего военного инвалида Саню замуж вышла, а мне свежий воздух необходим.

Только он так говорил, Микола Ефимович, особенно после борща с ватрушкой чесночной:

— Я не Ефимович! Я — Юхымович! Здесь у москалей получается Ефимович и вроде еврей, а я — Микола, хохол чистоплеменный. И ты мне, Нонна, не подмигивай, — супругу его Нонной звали, — и глаза не делай! У меня в культуре столько евреев работает, и ничего, довольны евреи. Я даже котяру своего любимого, у-у-у, шкура! Абрамом назвал. А как живет Абраша?

А котик Абрам — мурр, мяу, мол, хорошо живу…

И Микола — свое:

— Но объясни мне, Нонна, почему у евреев всегда напереди штанины задираются?

И хохотать! А смех у Пугача будто кашель сухой.

А супруга его Нонна наоборот: всегда носом хлюпала, особенно когда своего Миколу слушала или горячее ела. Умилялась постоянно:

— Микола Ефимович так людям помогал, что и вспомнить страшно! Такой отзывчивый, человечный…

А Микола кота Абрама поглаживает, мясо из зубов выковыривает да похохатывает:

— Когда сплю, — похохатывает, — зубами к стенке!

Зубы у Миколы Ефимовича Пугача длинные, желтые, на темечке — лысина, а по аллейке к «ЗИМу» идет пузом, плащом габардиновым песок подметает…

И так вот Микола на своем «ЗИМе» катался, смеялся смехом нехорошим, а другие времена подступали, и время грянуло: Сталинумер — Никитавзошел, и вождей меняли.

Не только деньги, а вождей!.. Сегодня ты — вождь, а завтра — вошь.

…В нашей стране человек всегда работу найдет!

Интеллигенция, если ее откуда выбьют, — сразу в лифтеры или сторожа ночные. Барыни после революции на фортепианах в кино играли дивно. Вдовы профессорские — обеды готовить, не в домработницы, а просто обед. А чтобы с половичка пыль стряхнуть, так это никогда! Учительницы, кто поздоровее, пожалуйста, на бульвар, детишек водить с песнями, а называется группа. А про нашего брата и говорить нечего — был бы жив-здоров! Но когда вождя снимут… Его еще по портретам узнают, в очереди вперед пропускают, в домино приглашают, если он во двор выйдет, а на даче его многоколонной уже новенький живет.

Но для начальства поменьше — это тоже невыносимо!