По весьма обоснованному мнению Л. Б. Вишняцкого, сапиенсы шли из более теплых регионов, где плотность населения в любом случае была выше, чем в приледниковой зоне. Число и сапиенсов, и неандертальцев невозможно указать точно, но, по-видимому, общее число одновременно живущих неандертальцев не превышало 10–20 тысяч.
Уже первые волны расселения сапиенсов были сравнимы по численности со всем населением неандертальской Европы. А ведь волн заселения было много; сапиенсы двигались в новые для них места постоянно на протяжении многих тысячелетий – пока новая территория не оказалась настолько плотно населенной, что для переселенцев не осталось места.
Численность населения «Европы сапиенсов» оценивают по-разному. Обычно называют цифры от 1 до 5 миллионов живших в Европе к концу Ледникового периода, то есть 11 тысяч лет назад.[212]
При всей приблизительности, это в десятки, если не в сотни раз больше неандертальского населения.Неандертальцы – передовой отряд человечества
Давно отмечено, что судьба первых «анклавов модернизации» трагична: освоив то, что несут такие анклавы, их сметают.[213]
Осмелюсь внести уточнение: судьба любых передовых групп населения трагична, – не только сословий и субэтносов. Но одновременно с трагедией она и величественно-прекрасна. Позволю себе в связи с этим небольшое отступление.Дворянство России, первое сословие «русских европейцев», буквально утонуло в море разночинной интеллигенции. Добиваясь своих же целей «просвещения народа», сословие утратило все преимущества единственных немногочисленных носителей идеалов и достижений модернизации. Сословие выполнило свою миссию: принесло те же ценности намного более многочисленному слою и дало возможность реализовать себя (в том числе и творчески) уже не тысячам, а сотням тысяч людей. Сами же дворяне в массе своей стали частью интеллигенции.
Точно так же и русская интеллигенция (в начале XX века – в основном интеллигенция первого-второго поколения) растворилась в многомиллионной народной массе. И политически, и экономически она утратила свое привилегированное положение: просвещая народ, она обрекала себя на конкуренцию с намного более многочисленными представителями основной части народа.
Судьба передовых народов подобна судьбе передовых сословий: и античные эллины, и римляне «утонули» в море разноплеменных подданных Римской Империи. После предоставления гражданских прав почти всем подданным империи в 213 году привилегированное положение граждан окончательно исчезло. Но то, что несли в себе римляне, стало наследием десятков миллионов людей, послужило формированию многих новых народов, и в конечном счете послужило толчком к созданию всей европейской цивилизации.
По-видимому, такова же судьба и передовых биогенетических форм человека. С неандертальцами произошло то же, что с сословиями России и с первоначальными носителями античной культуры. Их была кучка – тех, кто стал лидерами человечества благодаря уникальным свойствам европейской географии. Эта кучка лидеров мирового развития растворилась в сотнях тысяч пришельцев с юга. Но их генетика создала новые расы – не менее активные, творчески одаренные и амбициозные, чем они сами.
Культура же верхнего палеолита с ее многообразным и сложным каменным и костяным инвентарем, искусством, домостроением, погребальным обрядом и так далее – частично преемственна от культуры неандертальцев (как и современная российская культура преемственна от той, что в XVIII – начале XIX века создали не более миллиона тогдашних дворян), а частично представляет собой ее продолжение и развитие. Как и современная российская культура не тождественна предшественнице, а развивает и продолжает ее в новых исторических условиях.
Данные о переносе генов и культуры неандертальцев заставляют сделать три принципиально важных вывода, причем каждый из них имеет и научный, и мировоззренческий характер.