Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год

Известно, что еще перед завершением советско-финской войны англичане и французы разработали план их авиационных бомбардировок. Соответствующие документы четко говорили о цели этой операции — лишить СССР и Германию источников кавказской нефти. О планируемых ударах по нефтепромыслам Баку руководители страны знали из донесений разведок — военной и НКВД. Однако, к сожалению, наша разведка не сумела добыть точных данных о сроках бомбардировок Баку: назывались и февраль, и начало марта 1940 года. Но прошел февраль, наступил март — ударов не было. Слухи о готовящихся налетах и диверсиях вызывали большое напряжение наверху, вследствие чего группировка наших войск в Закавказье была утроена.

Хотел бы остановиться подробнее на работе советской разведки по кавказскому направлению. Большое внимание, которое стало уделяться ему, было связано, прежде всего, с успешной деятельностью двух наших крупных агентов, находившихся во враждебной нам среде кавказской эмиграции: Омери и 59-го — видного деятеля грузинской эмиграции Гигелия. С ним непосредственно работали наши резиденты в Париже в 1939-1941 и 1944-1946 годах (Василевский и Гузовский).

Особое значение кавказским вопросам стали придавать накануне войны: были усилены наши резидентуры во Франции и Турции. Кавказское направление являлось настолько важным, что материалы о деятельности грузинской эмиграции регулярно докладывались лично Сталину как до начала, так и в течение всей войны.

Работой по кавказской линии занималась в Париже Вардо Максимилашвили, которая до окончания разведшколы в 1940 году (под руководством Е. Зарубиной) некоторое время работала секретарем Берии. В этом же направлении действовал и Г. Гукасов, взявший для командировки в Париж фамилию Кобахадзе (по аналогии с партийным псевдонимом Сталина — Коба), хотя и был армянином. Им помогал Дмитрий Пожидаев, наш молодой сотрудник. Он, кстати, совершил ряд ошибок в контактах с агентом Нормой (получившей позднее псевдоним Ада) — первой женой знаменитого члена Кембриджской пятерки Д. Маклейна — Кэтрин Гариссон (Кити Харисс). Пожидаев, видимо, неважно владел английским языком, из-за чего, вероятно, возникло в отношениях с ней недопонимание. Ее вынужден был принять на связь лично резидент Василевский. И когда МИД попросил откомандировать Пожидаева в его полное распоряжение, руководство разведки не стало возражать.

«Разработка» членов грузинского правительства в эмиграции меньшевиков продолжалась и во время войны. Связи и контакты с агентами были исключительно важны для отслеживания грузинских меньшевиков, участвовавших в антисоветском движении. В Париж после окончания войны для переговоров с меньшевиками выехал доверенное лицо Берии и Сталина Петр Афанасьевич Шария — профессор, академик, который готовил предложения по возвращению грузинских эмигрантов. Это был философ, крупный ученый, позволявший себе даже спорить со Сталиным. Случалось, на даче их «растаскивали» во время дискуссий по вопросам философии; профессору, бывало, под столом давили на ногу, чтобы успокоить и охладить его страсти.

Ранее Шария все время был помощником Берии по пропаганде. Когда же его назначили руководителем секретариата НКВД (при переезде Берии в Москву), дела в секретариате пришли в полный беспорядок. Шарию пришлось передвинуть на научно-методическую работу: он возглавил особое бюро при наркоме, связанное с обработкой документации, анализом предложений по опыту разведывательной и контрразведывательной работы, хотя в этой области, вообще говоря, не очень разбирался. Потом читал лекции, а в годы войны оказался заместителем начальника разведки. В 1951 году Шария был арестован по менгрельскому делу, поскольку вел переговоры с грузинскими меньшевиками (в основном с большой группой менгрелов в Париже). Зная, что один из лидеров меньшевиков грузин Гегечкори был родственником Берии, через него хотели выйти на Берию. Нужных показаний у Шарии не выбили.

Грузинские меньшевики в 1939-1940 годах пытались нелегально засылать своих эмиссаров в Грузию для контактов с Берией. Об этом мы были проинформированы агентурой заблаговременно. В связи с чем из Москвы в Грузию направили начальника отделения секретно-политического отдела контрразведки В. Ильина, который в 1939 году не только вел кавказское направление, но и отвечал за «разработку» меньшевиков. Естественно, что именно ему поручили прием агента, прибывшего на нашу территорию нелегально. Берия затем допрашивал его в Москве, поскольку предполагалось использовать этого человека в дальнейшем в оперативной игре с противником. Вскоре его приговорили к двадцатилетнему заключению, и он полностью отбыл свой срок. В 1953 году его безуспешно пытались использовать в показаниях против Берии как «агента империалистических кругов и меньшевизма».