Разные дни войны (Дневник писателя)

Через пятнадцать минут начальник связи входит и докладывает, что ни в корпусе, ни в приданных корпусу частях позывных "Дуб" и "Клен" нет.

- Как так нет? - строго переспрашивает Мельников.

- Никак нет, - стоит на своем начальник связи.

- Ну и слава богу, что нет, - облегченно вздохнув, говорит Мельников. Так и доложим.

Через несколько минут снова звонят сверху, что артподготовка отложена еще на час.

- Это хорошо, - говорит Мельников. - Это, значит, в десять пятнадцать. А только все равно туман раньше одиннадцати не поднимется, - упрямо повторяет он.

В связи с погодой вдруг начинаются воспоминания о Крыме. Артиллерийский генерал называет хорошо мне знакомые места на Керченском полуострове: Корпеч, Тулумчак, Джантару...

- Вот уж когда нам с погодой не повезло, то есть так не повезло! Ну что за погода была! С утра, как только начали наступление, и дождь, и снег, и град, и черт знает что... Ужас просто.

- Да, кто в Крыму не бывал, тот горя не видал, - соглашается начальник штаба корпуса, который тоже был в Крыму.

Я выхожу на улицу. Туман все-таки начинает понемногу рассеиваться. Уже видны крыши домов на окраине Зорау. Мне начинает казаться, что Мельников ошибается и туман поднимется все-таки раньше одиннадцати.

- Ну как, рассеивается? - спрашивает Мельников, когда мы входим обратно.

- Понемножку рассеивается.

- До одиннадцати не рассеется, - еще раз повторяет он.

- А вы бы доложили командующему, - советует кто-то.

- Что ж я буду докладывать. Им там тоже все видно не хуже, чем мне. Они же не где-нибудь в штабе, а тут же, в восьмистах метрах от меня сидят.

- Да, значит, еще час и сорок минут, - говорит артиллерист. - Такое чувство, словно стоишь, ждешь на платформе, а поезд опаздывает.

Мельников заговаривает о том, что, видимо, сегодня все же, удастся обеспечить внезапность.

- По-моему, спрятались мы хорошо. Конечно, два-три дня назад они заметили, когда мы ставили артиллерию на прямую наводку. Но я приказал в тот же вечер всю артиллерию еще раз переставить. Немцы под утро стали бить по засеченным точкам, побили, побили по пустому месту, подумали, что разбили, и успокоились. А у меня все цело.

Из дивизии звонят по телефону, что немцы отдельными группами с ручными пулеметами подходят к железнодорожной насыпи.

- Неужели все-таки пронюхали? - встревоженно говорит в трубку Мельников. - Не должно этого быть. Стреляйте по ним понемножку теми орудиями, что на прямую паводку стоят. Ничего! - добавляет он, уже положив трубку. - Пусть немножко по ним постреляют, сколько-нибудь побьют, все польза. А кроме того, даже подозрительно было бы, если бы мы их наблюдали не стреляли.

Через двадцать минут с наблюдательного пункта дивизии сообщают, что, оказывается, немцы не подходят к железнодорожной насыпи, а, наоборот, отходят от нее. Наблюдатели, когда в первый раз докладывали, ошиблись.

- Вот это уже хуже, - говорит Мельников. Все в комнате взволнованы.

- Неприятно, если что-то все-таки почувствовали, - говорит Мельников. Хотя мое мнение прежнее - не должны они почувствовать. Но тогда вопрос, почему передвигаются. Ну ничего через пятьдесят минут начнем. Значит, даже если отойдут на вторую линию, все равно недалеко уйдут. Мы по первой линии дадим только десять минут огня и сразу перенесем огонь на вторую. Еще неизвестно, где их гуще накроет. Хотя, конечно, с психологической точки зрения плохо, если догадались заранее. Когда догадываются заранее, крепче держатся. Но все равно всех их так или иначе перебьем. А у мертвых психологический фактор особой роли не играет. Да, да, - подтверждает он начальнику артиллерии, - пусть пушки прямой наводкой бьют, и поактивнее. Пусть, не открывая общего огня, бьют отдельными орудиями.

Невдалеке начинают ложиться немецкие снаряды. Стекла дрожат.

- Капают, - говорит Мельников. Разрывы все чаще.

- Нет, пожалуй, это артналет.

- Волнуются, - замечает кто-то.

- Да. Начинают волноваться.

Через минуту артналет прекращается. Наступает затишье. Только на переднем крае негромко, отрывисто бьют прямой наводкой наши малокалиберные пушки.

Звонят по телефону из дивизии. Мельников, положив трубку, говорит:

- Докладывают, что бьют немцев, они падают. А часть тех, что ушли, возвратилась обратно к насыпи. Ничего. Побьем. Всех.

Он произносит эти три слова раздельно, через точки. И тяжело ударяет по столу кулаком.

Ровно в девять тридцать слева тяжело начинают грохотать "катюши" и одним вздохом ахают сотни стволов артиллерии.

- Соседи начали. Выходим на воздух. Слева километров за десять все ревет и грохочет. Это начал артподготовку бондаревский корпус с плацдарма, завоеванного им в предыдущем наступлении.

Артподготовка так и была назначена там на сорок пять минут раньше, чем здесь, на направлении главного удара, с расчетом на то, что немцы воспримут это как повторение нашего наступления на том же самом участке, что и в прошлый раз. А сразу же потянут туда свои ближайшие резервы. А потом, когда уже выяснится, что мы наносим свой главный удар не там, а здесь, возвращать эти резервы с полпути будет лишней потерей времени.